Добывание волков

 

Всем известно, что в Англии нет ни одного волка; правительст­во этого королевства, находя в волке больше вреда, нежели поль­зы, своими  благоразумными  мерами  истребило  их  поголов­но. В России же этого сделать невозможно по многим обстоя­тельства, но, конечно, главная причина заключается в необъ­ятной величине нашей империи. Чтобы убедиться в этом, обра­тите только внимание на громадность наших северных и сибир­ских губерний, на безграничность их лесов и малонаселенность, тогда вопрос будет решен сам собою и мысль о поголовном ист­реблении волков в нашей империи наверное исчезнет из головы каждого...

Несмотря на это, вредное существование волка заставило и у нас придумывать различные ловушки и снаряды для его ист­ребления; к этому же присоединилась страстная охота особого класса людей, заключающаяся в том, чтобы каким бы то ни бы­ло образом да добыть волка: ружьем ли, капканом ли - все равно, страстная охота этого не разбирает, а между тем жи­вотное, всеми преследуемое, быть может, и не сделало никакого вреда охотнику... Что делать, такова и вся охота!.. Поэтому мно­гие могут подумать, что охотники должны быть люди жестоко­сердые, что им кровь и смерть животных доставляют удовольст­вие... О нет, господа! Я знал много страстных охотников, кото­рые не могли равнодушно смотреть, как колют теленка, петуха и проч., не могли сами прикалывать раненую дичь - словом, были люди с мягким и добрым сердцем!.. Что такое охота, определить трудно, и я за это не берусь, но знаю наверное, что истые охот­ники, каковых на Руси еще много и каковые никогда не переве­дутся, при словах «охота, ружье, охотник», а сибирский про­мышленник при словах «винтовка, тайга, панты (изюбриные молодые рога)» и проч. если не содрогнутся, то наверное почув­ствуют что-то особенное, лелеющее их душу, манящее туда - вдаль, в заветные уголки, прочь от мирской суеты, напоминаю­щее былое, и проч... Вот что значит быть страстным охотником. Поверите ли, читатель, что я, марая эти строки, совершенно за­былся, утонул в мечтах, глядя в окно на синеющую вдали тай­гу, вспомнил много прошедших счастливых минут и едва-едва придумал, на чем остановился, повествуя о волке, и что хотел писать вперед; виноват, сто раз виноват...

Сибирские промышленники добывают волков различными способами: ружьем, ловушками, травят собаками, пометами и проч. Зима во всяком случае - лучшее время года для охоты за волками, потому что летом волк скитается преимущественно в лесах и редко его увидишь; зимою же голод заставляет его ос­тавлять дебри и переселяться на более чистые места, поближе к селениям, а следовательно, и к человеку. Кроме того, зимою волк не так осторожен, как летом, и смелее идет к ловушкам. Наконец, сибиряку-простолюдину   зимою   больше   свободного времени; постоянный снег, особенно свежие порошки, ясно от­крывают присутствие зверя, а зимняя шкура его поощряет охот­ника преследовать волка, тогда как летняя почти негодна к упо­треблению.

Ружейная охота на волков большею частию представляет случайность - при встрече с ними во время охоты за другими зверями, но, конечно, меткая пуля сибирского промышленника не разбирает случайности и в первом удобном положении лиша­ет жизни всеобщего неприятеля. Кроме того, волков иногда на­рочно караулят на их перелазах, трупах животных, особенно ими задавленных, и проч. - словом, везде, где только представ­ляется возможность в них стрелять. Конечно, если сибирский промышленник ищет (следит) изюбра или сохатого и нечаянно встретит волка, то он в него почти никогда не выстрелит, чтобы гОлком, т. е. выстрелом, не отпугать более драгоценную добы­чу. Однажды я ходил по солнопёчным увалам за козами - это было осенью, в ветреную погоду, - утомился и сел под дере­вом, чтобы немного отдохнуть, и закурил трубку, как вдруг слы­шу топот и тяжелое дыхание... Я оглянулся и вижу, что мимо меня под горой едва-едва бежит козуля: я кУркнул (каркнул по-вороньи), чтобы остановить козулю, которая, пробежав еще не­много, остановилась, приложился - бац! - козуля упала; я сно­ва зарядил штуцер и пошел к добыче, но, не доходя до нее, увидал, что козьим следом бежит огромнейший волчище; он не добежал до меня сажен 30, как, вероятно, услыхал пороховой запах и бросился в сторону, я поспешно выстрелил по нем вдо­гонку и переломил ему шею; волк упал, не сделав более ни од­ного скачка... Понятно, что волк следил и, вероятно, долго гнал козулю, но сам попал на пулю.

Если случится зимою какое-нибудь падло (издохшее живот­ное), то здешние промышленники вывозят его на открытое мес­то, где волки более ходят, и кладут его либо к бане, либо к куз­нице, которые здесь строятся обыкновенно поодаль от жилого строения, при выходе в поле, или же к нарочно сделанной кара­улке и тут по ночам дожидаются прихода волков к падлу, кото­рое от караулки кладется не далее 35 и не менее 20 шагов, по­тому что в первом случае ночью худо будет видно волка, а во втором волк на ближайшем расстоянии скорее может услышать запах охотника и убежать, не дождавшись выстрела. При этой охоте нужно наблюдать еще следующее: где бы ни было, сидьбу (караулку) нужно устраивать так, чтобы отверстие, в которое намерен стрелять охотник, было обращено к луне, а следова­тельно, в ту сторону нужно класть и падло, и притом так, что­бы класть его к сидьбе не боком, а головой либо задом; в про­тивном случае, если падло большое, как, например, корова или лошадь, то волк может прийти с противной стороны относитель­но сидьбы, что он по большей части и делает; тогда охотнику худо будет видно его из-за падла. Тоже сидьбу не худо устраи­вать так, чтобы она была с подветренной стороны относительно падла, но отнюдь чтобы ветер не тянул от сидьбы к падлу; в этом случае должно приноравливаться к местности и знать, от­куда дует ветер в ночное время, что в Забайкалье узнать не трудно по случаю гористой местности, ибо днем обыкновенно ветер тянет вверх по пади, а ночью вниз. Приготовив сидьбу и положив падло, крепко промерзшее, чтобы волки не могли его сожрать в одну ночь, надо пропустить несколько суток и не ка­раулить, чтобы дать время волкам побывать у падла и привыкнуть к сидьбе, тем более потому, что стоит только побывать на падле хотя одному волку один раз, как их явится много. Когда же увидишь, что волки были у сидьбы и порвали приману, тогда можно идти и  караулить в первую же удобную для этого ночь. Если сидьба устроена где-либо не в жилом месте, на­пример в поле, в лесу, то, отправляясь с вечера на караул, луч­ше всего подъезжать к ней на санях или верхом вдвоем, с тем чтобы одному слезть у самой сидьбы, а другому, не сходя на землю, отправиться домой, оставив такой след, что как бы кто ехал мимо устроенной сидьбы. Если же и приходить к сидьбе пеш­ком, особенно после свежей порошки, то все-таки вдвоем, идя след в след друг за другом; впереди должен идти тот, который останется караулить, а сзади отводчик, который и проходит ми­мо сидьбы новым следом. Если же идти рядом или одному, то волк не ошибется в том, что человек пришел к сидьбе, а назад не ушел или что пришло к сидьбе двое, а ушел один, и поэто­му будет осторожен и, пожалуй, не пойдет к падлу. Конечно, эти предосторожности нужны там, где волков часто стреляют из сидеб и они уже напуганы, но все же их нельзя назвать излишними, ибо, поступив таким образом, где много волков, можно вернее ожидать успеха, чем сделать зря и по-пустому не спать и мерзнуть целую ночь. Само собою разумеется, что в сидьбе, дожидая волков, не нужно курить, кашлять и разгова­ривать. Окошечко, в которое намерены стрелять, тоже не худо обивать войлоком, чтобы второпях не стукнуть ружьем. Когда придут к падлу волки, нужно быть как можно осторожнее, что­бы чем-нибудь не стукнуть или не шаркнуть сильно, даже курок взводить, поддерживая собачку, чтобы он не чокал. Все эти обстоятельства хорошо известны охотникам, которые не раз уби­вали волков из караулок. Трудно поверить, как иногда волк бы­вает осторожен, подойдя к падлу, и чуток до удивления; малей­ший шорох пугает его и заставляет уйти от падла и больше не прийти во всю ночь. Самое лучшее - все движения в сидьбе делать тогда, когда волк рвет стерву, следовательно, шумит сам. Старые, осторожные волки, оторвав куски, нередко убегают в сторону от сидьбы и после опять прибегают за новой порцией; в таком случае не нужно зевать, а всегда быть готовому к выстре­лу, потому что эти проделки волки делают так скоро, что не успеешь и прицелиться. В светлые лунные ночи волки к падлу подходят гораздо осторожнее, чем в темные; даже если месяц не наполну (не в полнолунии), то волки приходят обыкновенно в то время ночи, когда луна еще не вышла или уже закатилась. МорошнАя (пасмурная) зимняя ночь, когда мотрошит (перепа­дает) снежок - вот самое ходовое время для волков. Тут уже они ничего не боятся и идут к падлу смело. Стрелять их нужно пулей, картечью или жеребьями; конечно, можно убить и круп­ной дробью, если близко, но это не верно. К убитому волку не нужно подходить зря, как говорится, потому что он, раненый, часто притворяется и лежит как бы убитый, но стоит только к нему неосторожно подойти, как он прямо бросается на человека. В этом случае вот правило, которого нужно держаться: если волк лежит и уши его торчат кверху или наперед, то иди смело и не бойся; если же они прижаты или заложены назад к шее, то это значит, что он жив и лукавит, в таком случае его лучше до­стрелить.

Кроме того, в Сибири много ловят волков в ловушки раз­личного устройства. Некоторые из них перешли к нам в Сибирь из России, а другие собственно составляют произведение остро­умия сибирских инородцев.

Обыкновенный капкан известен в Забайкалье с недавнего времени, даже и в настоящее время с ним знакомы не многие сибирские промышленники. Это происходит, надо полагать, от того, что капкан довольно трудно приготовить, а тем более в деревнях и улусах Восточной Сибири, где с трудом достают же­лезо и на необходимые поделки, не только на прихоти... В бо­лее же населенных местах некоторых (очень редкие) зажиточ­ные промышленники имеют капканы и употребляют их следую­щим образом: ставят их около какого-нибудь трупа издохшего животного или на волчьих тропах и перелазах - одним словом, везде, где только волки часто бегают.

Поставить капкан не штука, но поставить так, чтобы зверь попал в него, - вещь довольно трудная, требующая много на­выка, опытности и аккуратности. Я никогда не был мастером этого дела и напишу то, чему меня самого учили опытные капканщики. Если хочешь ловить волков и лисиц в капканы, то ду­май об этом с осени, а именно: замечай те места, где больше хо­дят волки и лисицы; избрав, клади на них с осени какое-нибудь падло, ободранную лошадь или корову, для того чтобы волки и лисицы повадились к ним ходить ранее. Положенное падло нужно изредка поглядывать; если оно будет съедено, а снег еще не выпал, нужно положить новое. Когда же выпадет снег такой глубины, что на санях можно легко ездить, и начнутся сильные морозы, что здесь обыкновенно бывает не ранее первых чисел декабря, тогда можно ставить и капканы. Промышленник берет несколько капканов и едет верхом к заветному месту; не доезжая до падла несколько десятков сажен, он привязывает коня к дереву или кусту, а сам с капканом отправляется к пад­лу, выбирает самую большую тропу, по которой ходят волки, берет деревянную лопаточку и вырезает ею на тропе пласт снега, бережно его снимает и кладет сзади себя, на свой след; на вынутом месте и сделанном углублении под полотно капкана он ставит капкан, разводит дуги, настораживает подчиночный кляпушек, берет снова вынутый пласт снега и кладет на затру­шенный рыхлым снегом капкан так, как он лежал прежде, при­чем нужно стараться сохранить волчьи следы на вынутом пла­сте снега. Когда это будет сделано, тогда нужно обвалившийся снег около того места, где поставлен капкан, затрусить снегом же и потом лопаткой поправить следы; словом, нужно сделать так, чтобы тропа приняла свой прежний вид, а затем охотник отступает от этого места задом, становясь в свои старые следы, и засыпает и заравнивает оставшиеся после него, тоже аккурат­но и искусно. Таким образом охотник ставит три, четыре и пять капканов около падла, избирая для того самые выгодные места. Промышленники советуют для более счастливого лова не дер­жать капканы в избах, а лучше где-нибудь на воздухе, чтобы они не имели жилого запаха, а при постановке капканов иметь чис­тые руки и ноги обувать в потничные валенки, а сверху обер­тывать чистой тряпкой, но отнюдь не ходить в дегтярных сапо­гах. Кроме того, звероловы окуривают снасти, даже обувь и ру­кавицы, какой-то травой, а некоторые вымачивают в настое то­же какой-то травы (я не мог узнать названий этих трав), впро­чем, это делают знатоки, а обыкновенные охотники употребляют для этого вереск или можжевельник.

Многие промышленники к капканам приделывают якоря на железных цепочках, чтобы попавшийся в капкан волк не мог далеко уйти, ибо якорь, цепляясь за кусты и деревья, не дает хода волку, а в чащевитых местах даже его совершенно оста­навливает. С пойманным в капкан волком нужно быть как мож­но осторожнее и на чистом месте не подбегать к нему близко, ибо бывали примеры, что волки бросались на охотников и же­стоко ранили их; хотя и говорят, что если на волка в таком случае сильно и грозно закричать, то он пугается, но я советую лучше не доводить себя до этого, а пристрелить волка из ружья, без которого не следует ездить осматривать капканы. Случает­ся, что в одну ночь попадает по два и по три волка у одного пад­ла, но бывает и так, что, придя осматривать капканы, найдешь только кровь, волчью шерсть и куски шкуры да капкан с отъеден­ной ногой. Это случается потому, что волки иногда приходят к падлу целым стадом и разрывают на части какого-нибудь вол­ка, попавшегося в капкан, или от жадности и голода, или от азарт­ности и в отмщение за его неосторожность. Волк попадает в капкан обыкновенно одной ногой. Если попадет задней, то идет с капканом далеко, если же передней - уходит менее. Ста­вить и осматривать капканы верхом потому лучше, что волк не боится конского следа, а ездить на санях хуже, да и не всегда удобно. Кроме того, попавшегося волка в капкан легче следить верхом, нежели в санях. Многие промышленники выслеживают их пешком и добивают простой березовой дубинкой, задыхаясь от усталости и обливаясь потом, несмотря на сильный мороз, в одной рубахе, ибо в азарте сбрасывают с себя шубу, рукавицы и шап­ку... Я знал некоторых промышленников, которые до того искус­но ставили капканы, что, придя на то место, где стоит капкан, совершенно его не заметишь, покуда не укажут.

Я здесь не описываю устройства капканов, потому что уве­рен, что их знают все охотники. В Забайкалье употребляются обыкновенные тарелочные капканы с двумя пружинами, круг­лые и четвероугольные. Надо заметить, что для ловли волков необходимо, чтобы пружины били крепко и сильно. Понятно, что капканы не ставят около самых селений, хотя и встречается удобный для этого случай, ибо в них попадет больше собак, а пожалуй, и ребятишек, чем волков.

Иногда сибиряки, впрочем очень редко, добывают волков в так называемом волчьем садке, который хорошо известен в России, откуда и попал в Сибирь. Садок этот делается так: охотник, знаю­щий хорошо местность, выбирает чистую лужайку в лесу или около леса, чрез которую зимою преимущественно ходят волки; еще в летнее время набивает на ней два ряда кольев в виде круга, один внутри другого, на расстоянии друг от друга 10 и 12 верш­ков, чтобы волк между ними только свободно мог пройти, но не в состоянии был бы оборотиться между рядами кольев. Наружный круг делается в основании аршин 5 и не более 7 в диаметре, а от первого на 10 или 12 вершков, но не более. Колья или плашник делаются обыкновенно такой длины или, лучше сказать, вышины, чтобы верхушки их над землею были в печатную сажень; чем их забивать в землю, лучше выкопать две круглые канавки глубиною в аршин, более или менее, смотря по крепости грунта; в эти канавки поставить колья или плашник и пустые места забить крепче глиной или землею, а верхние концы кольев пере­вить таловыми прутьями. В первом ряду кольев делается дверь так, чтобы она сама отворялась вовнутрь, между рядами она де­лается в ширину вершков 10,5 или 12,5, смотря по тому, как поставлены ряды кольев, на 10 или на 12 вершков, друг от друга; длина, или вышина, двери делается аршина в два.

Однажды сделав такой садок, им можно ловить волков несколь­ко лет, покуда он не сгниет, а для этого нужно много времени! Садок этот делают с лета потому, что к нему заранее привыкнут молодые волки и впоследствии не будут его бояться. Некоторые промышленники даже с осени нарочно не навешивают в садку двери, а кладут между рядами кольев какую-нибудь падаль, чтобы приучить волков к садку, а потом, когда заметят, что волки ходят к садку, и еще лучше, когда заходили в него и съели приманку, тогда промышленник навешивает дверь, а в средину внутреннего круга кладет приваду (приманку), как-то: издохшую овцу, телен­ка пропащего или другую какую-нибудь падаль; некоторые даже садят живых поросят, которые своим криком приманивают вол­ков издалека. И садок готов. Обыкновенно ловля волков в садок начинается в то время, когда уже выпадает снег и начнутся силь­ные морозы, словом, когда волки выкунеют, то есть получат хоро­шую зимнюю шкуру. Волк, почуя запах от падла или заслыша визг поросенка, уже знакомый с садком ранее, бежит прямо к не­му и сквозь колья увидит лакомый кусок, но, заметя навешенную дверь, которой он не видал прежде, сначала остережется; однако голод и запах от падла, а тем более визг поросенка возьмут верх над осторожностью волка и заставят его войти чрез растворенную дверь в круглый коридор. Зайдя в него, волк, видя приманку в сре­дине внутреннего круга, пойдет по коридору, ища лазейки к ла­комому куску, обойдет кругом и придет к двери, которая запер­ла пространство между рядами кольев. Волк попробует оборо­титься - нельзя, он поневоле толкнет дверь, которая тотчас запрет выход, так что волк пройдет его и опять попадет в коридор с той стороны, откуда зашел, а между тем накосная дверь сама отворится вовнутрь, и бедный волк, не добравшись до падла, голодный, все будет ходить по круглому коридору до тех пор, пока не приедет хозяин и не снимет с него шкуры. Бывали примеры, что в такие садки заходило по нескольку штук в одно время, когда к ним приходили матки с детьми или стадо волков во время течки.

Замечено, что в первый год постройки садка волков попадает в него мало, потому что они не успеют еще привыкнуть к садку и боятся к нему подходить, не только что зайти в него, но потом, чем садок старее, чем больше годов минуло после его постройки, тем больше попадает волков; только осенью не надо забывать снимать дверь и класть в садок (в коридор) приманку. Некото­рые промышленники имеют по нескольку таких садков в разных местах и много добывают волков в течение зимы. К садку не нужно подходить пешком, а ездить к нему для осмотра верхом, равно как и возить приманку тоже верхом. Попавшегося в садок волка лучше удавить петлей, но не бить в садке, чтобы его не зама­рать волчьей кровью.

Это, впрочем, я описал способы ловли, употребляемые и в Рос­сии, но хитрые сибиряки придумали для ловли волков и свои раз­личные снаряды, которые употребляют с не меньшим успехом. Так, например, вот снаряд, которым здешние инородцы ловят волков, - это орочонский рожон. Он делается очень просто: часть слеги аршина в 4 длиною надкалывается с одного конца почти до половины ее длины, и отколотые части разводят в концах на 1³/₄ или на 2 аршина, нижний же целый конец слеги заостряется клином. Ловля зверей рожном производится следующим образом: там, где водится много волков, промышленники избирают дерево на более видном и ходовом месте и обносят его вокруг каким-ни­будь забором, отстоящим от дерева кругом аршина на 1,5 или на 2. Вышина же забора делается от 2 и до 2,5 аршин.

Наряду с забором в удобном месте ставится рожон, так что нижний заостроенный конец его а крепко втыкается в землю, а верхний, расколотый надвое bb, ставится кверху и крепко привязы­вается концами к сучьям дерева; между рожном и деревом привя­зывается приманка d, например кусок мяса, птица и тому подобное, но так, чтобы волк не мог ее достать иначе, как через расколотую часть рожна с, и то прискочив или став на задние лапы, причем он непременно должен будет упереться передними лапами в рожон, но лапы его будут скользить и сползут в узкое место рожна (в расколотину) с. Стараясь достать приманку d, волк все сильнее и сильнее будет затягивать свои лапы в рожон; когда же ему станет больно, он захочет освободиться и будет тянуть лапы книзу еще сильнее, потому что при стоянии на задних лапах ему в этом поможет еще собственная его тяжесть. В скором времени лапы у него затекут, и зверь пойман, ибо у него не хватит догадки тянуть лапу кверху, а не книзу, чтобы освободиться. Если же забор сде­лать низенький, то волк его перескочит и достанет приманку. В рожон волк попадается обыкновенно какой-нибудь одной перед­ней лапой, иногда двумя и редко грудью или шеей, и то в таком только случае, если рожон невысок, а волк, чтобы достать приман­ку, прискакнет. Приманку нужно привязывать крепко на лыковую веревку, чтобы ее не могли сорвать вороны. По большей части хозяин снаряда застает в нем пойманных волков живыми; иногда же только одну волчью лапу в рожне, ибо попавшегося волка разорвут другие волки. Что может быть проще этой ловушки? Ма­териал - одно дерево, которое охотник находит тут же на месте. Весь инструмент, чтобы доспеть, как говорят сибиряки (т. е. сде­лать), подобного рода ловушку, состоит из одного топора и даже простого охотничьего ножа.

Кроме того, употребляют еще самолов. На таких же местах, как я сейчас говорил, выбирают дерево, точно так же обносят его забором, но только с трех сторон, а с четвертой, открытой, стороны при входе кладется на землю широкая доска аршина в 1,5 дли­ною, на которой часто набиты заершенные гвозди; доска эта засы­пается сверху листьями, мхом и проч. Над нею на каком-нибудь сучке дерева вешается тоже приманка из мяса, но так высоко, чтобы волк прямо ее достать не мог, а должен бы был приско­чить, вследствие чего он, попав передними лапами на доску, оста­ется пойман. Иногда он попадает тремя и даже всеми четырьмя лапами. Способ этот менее употребителен между инородцами, ибо он требует больших издержек при дороговизне железа и в устройстве труднее первого.

Кроме того, волки часто попадают в козьи и изюбриные ямы (о которых, впрочем, будет сказано в своем месте), но случается, что на волков копают и особо ямы в тех местах, где они больше ходят, как и говорят - в ходовых волчьих местах. Ямы эти ко­паются в сажень длиною, в аршин или в пять четвертей шириною и в 3 аршина глубиною; внутри они забираются стоячим забором из плах, а сверху над забором делается в один венец сруб - для того, чтобы ямы не обсыпались. Ямы эти копаются по теплу на са­мых ходовых местах, длинной стороною параллельно ходу волков. Когда выпадет снег, то ямы настораживают, то есть кладут сверху ям поперек или вдоль их длины на верхний сруб тоненькие пру­тики, которые и засыпают сверху всякой мелочью: мхом, ве­тошью, листьями и проч., а сверху снегом, чтобы скрыть ловушку; на снегу же над ямой делают следы волчьей или заячьей лапкой. К бокам ям нарочно наваливают разный хлам, камни, сучья, иногда валят целые деревья - словом, делают что-то в роде изгороди на несколько сажен длины, для того чтобы преградить волку путь мимо ямы и тем заставить его идти через скрытую ловушку. Не­которые на дно ямы вбивают заостроенные колья, для того чтобы упавший в яму зверь тотчас закалывался на кольях, но это яма. Только искусная городьба (изгородь) напоминает хозяину места ловушек, но и городьбу иногда заносит тоже снегом, так что запоздалому охотнику трудно и ее отличить в лесу. На ямы для приманки волков иногда кладут куски какого-нибудь падла, но это нехорошо, потому что вороны и сороки, добывая на них пищу, раскрывают ямы и даже проваливаются в них. Понятно, что вол­ки, рыща по ночам и не замечая обмана, пойдут в промежуток, оставленный в изгороди, и проваливаются в ямы. Само собою разумеется, что землю, вынутую из ямы во время ее копанья, нужно хорошенько разравнивать по полу, чтобы она не лежала кучей около ямы. В волчьи ямы нередко попадаются лисицы и зайцы. Кроме того, волки часто попадают и в козьи пасти, о кото­рых будет сказано ниже, почему нарочно пастей для волков не делают.

В Забайкалье много волков добывают также и луками, кото­рые ставятся на волчьих тропах и перелазах. Ловля луком произ­водится таким образом: на волчьей тропе поперек ее насторажи­вают лук, а именно - в некотором расстоянии от тропы, где-нибудь в скрытном месте, ставят сначала надколотые сверху колышки к, втыкая их крепко в землю, на аршин друг от друга; на них кла­дется часть лука аа (ложа), сделанная из какого-нибудь крепкого выемка о и на том же его конце на расстоянии от о в 0,5 вершка сделана дырочка, сквозь которую сторожок h веревочной петель­кой l соединяется с частию аа (ложей), в которой тоже сделана дырочка; когда сторожком h в выемку о захватят тетиву дуги с, то на конец сторожка h тотчас надвигается волосяная петля к на­зываемая гужик, общая с частию аа. Таким образом, лук заведен. На часть аа кладется стрела d, которая ложится поверх дуги b и продвигается тупым концом до самой тетивы с под сторожок h, сквозь петлю или гужик k; стрела d должна быть прямая и крепкая, длиною четвертей 5; на одном ее конце делается ушко, чтобы при спуске тетива не могла соскользнуть по стреле; а на другом ее конце прикрепляется железное или стальное копье g. За гужик к привязывается тонкая (в один белый конский волос) волосяная сИмка е и протягивается несколько натуге чрез тропу зверя к какому-нибудь деревцу или кустику.

Лук ставится так, чтобы стрела била в известное место, для чего делается мишень n, которая и ставится во время постановки самострела перед луком на тропе, и в нее наводится стрела. Мишень эта делается разной величины, смотря по тому, на какого зверя ставится лук. Например, на волка она делается почти в 0,75 аршина, так, чтобы стрела ударила по самой средине груди. Надо заметить, что стрелу на лук нужно класть после всего, то есть когда уже все нужное для постановки лука сделано и когда уже проде­та сИмка е, ибо навести в мишень лук можно и без стрелы, глядя по части аа (ложу) в ушко мишени р. Самую же мишень после по­становки лука нужно выдернуть как можно осторожнее, чтобы не задеть симки е и не спустить лука. Насторожить лук можно как угодно, чутко и не чутко, как говорят сибиряки, смотря по надоб­ности, то есть на какого зверя ставишь лук. Например, на лисицу лук ставится весьма чутко, а на волка довольно крепко. Чтобы насторожить лук чутко, стоит только гужик k, к которому при­вязывается симка е, подвинуть на самый кончик сторожка h; если же не чутко - отодвинуть гужик подальше. Между луками точно так же, как и между ямами, кладут какие-нибудь прегра­ды, как-то: сучья, валят деревья и проч., чтобы заставить зверя идти мимо лука через продетую симку. Эти преграды или изгоро­ди между ямами вообще здесь называют томбокАми. Хороший лук может стоять год, не потеряв своей силы, так что он еще в состоянии пробить волка или козу насквозь. Но нет надобности, чтобы лук стоял год, потому что их ставят только зимою, как вообще все поставушки на различных зверей. Некоторые промыш­ленники имеют ста по два и по три луков, ставя их зимою в разных местах на расстоянии нескольких верст на различных зверей. С ни­ми надо хорошую память и осторожность, и никогда не должно забывать того места, где поставлен лук. Точно так же и для того, чтобы ставить их, нужно много навыку, опытности и осторож­ности; ни в каком случае не должно ходить перед луком, когда он насторожен, ибо можно нечаянно задеть симку своим платьем и спустить лук.

 

Промышленники, имеющие много луков, ставят их по одному направлению и ездят их осматривать постоянно одним следом верхом позадь луков, то есть с противной стороны, куда направлена стрела, как для безопасности, так и для того, что при езде одним и тем же местом легче остается в памяти расположение луков. Осматривать луки необходимо верхом, потому если где не­чаянно и наедешь на лук, то стрела ударит под брюхо лошади, да и, кроме того, верхом ездить по долам и горам по снегу легче, чем на санях, равно как по лесу, а тем более в чаще, легче следить раненого зверя. При осматривании луков нужно брать с собою за­пасные стрелы, ибо они часто ломаются, когда лук выстрелит мимо зверя в мерзлое дерево, или улетают куда-нибудь в чащу леса, так что их и не отыщешь: или же стрела воткнется в зверя, но не убьет его наповал, и он убежит с нею далеко или потеряет дорогой. Тоже не худо брать с собою запасные тетивы и дуги, потому что первые рвутся, а последние ломаются при спуске луков. Обыкновенно охотники запасные стрелы, тетивы и дуги, чтобы не таскать их до­мой, оставляют в лесу на приметных местах. Само собою разу­меется, что луки должно ставить в таких местах, где, кроме тебя самого, никто не бывает, словом, в местах глухих и отдаленных от жительства. Замечено, что луки бьют сильно только в продолжение холодного времени, а перед весною они отстаиваются и бьют сла­бее. Вообще же снаряд этот редко убивает зверя наповал, особен­но волка, по большей же части сильно ранит. Случается, что ране­ный волк уходит очень далеко. Опытные промыленники по цвету капающей крови и по лежбищам зверя узнают, куда он ранен, тя­жело или легко, и поэтому стоит его следить или нет. Сильно ра­ненный волк часто ложится на снег, хватает его ртом - и валяет­ся - это главная примета. Словом, тут пропасть соображений, хорошо известных опытным охотникам, по которым они никогда не ошибутся.

Имея луки, надо их чаще осматривать, а то волки и вороны будут портить добычу; странно, что если какой-нибудь зверь, на­пример козуля, попадет на лук и уснет с торчащей стрелой в боку, то ее не тронет ни волк, ни ворон. Должно полагать, что они боятся торчащей стрелы и не подходят даже близко к такой добыче. При этой охоте и пташки причиняют большую досаду охотникам, ибо они садятся на симки и нередко спускают чутко настороженные луки. Луки стреляют мимо более в таком случае, если зверь бежит во всю прыть и на маху сдернет симку, тогда стрела, конечно, всегда обзадИт, но ведь если из ружей хорошие стрелки дают промахи, так луку и простительно. Конечно, много зависит в этом от уменья охотника настораживать луки; всякий лук можно насторожить так, что он попадет в зверя и на всем бегу, но это случается редко и потому этого не делают.

В Забайкалье также истребляют множество волков посред­ством помётов, составленных из ядовитых веществ, то есть окар­мливают или отравляют их. Для этого здесь употребляют обык­новенно чилибуху, или, как говорят, чичилибуху, сулему, нега­шеную известь и даже стрихнин, но последний редко, не потому, чтобы он слабо действовал, а потому, что его трудно доставать. Из этих разных материалов и пометы приготовляются различными способами. Например, из сулемы и редко стрихнина делают пометы таким образом: берут часть этих веществ (обыкновенно 0.125 золот­ника), истирают в мелкий порошок и делают из теста или воска не­большие капсульки (с дамский наперсток), всыпают в него сулему или стрихнин, сверху замазывают капсульки тестом или же воском и подсушивают немножко на русской печке, потом эти капсульки макают в растопленное коровье масло до тех пор, пока они не примут вид масляных комочков или колобков, почему их и назы­вают здесь колобками. Иногда вместо тестяных или восковых капсульков употребляют и рыбьи пузырьки, но они хуже первых, пото­му что волк или лисица часто проглатывают пометы, не раскусы­вая их во рту, почему рыбьи пузырьки не скоро распустятся в же­лудке зверя и, следовательно, не скоро произведут свое действие, то есть дадут время зверю уйти слишком далеко и пропасть даром, не доставшись в руки охотнику. Чилибуха действует тоже хорошо, но с ней много хлопот, и нужно особое уменье и знание дела, чтобы приготовить крепкие пометы. Способов приготовления пометов из чичилибухи много - всякий молодец на свой образец. Но вот более известный и употребительный.

Чилибуху предварительно растирают в порошок и квасят в мясе или в масле в продолжение 12 суток в вольном жару (обыкновенно на русской печке). На девятый день квашения при­бавляют к ней медных опилок, которые, окислившись, произво­дят в желудке зверя тоже отравление и судороги. Поэтому сиби­ряки и говорят, что если к чилибухе положить меди, то она не дает зверю ходу. Чилибуху нужно квасить до тех пор, пока вся смесь будет свободно растираться между пальцами. Приготов­ленную отраву тоже кладут в капсульки и макают в масло или же просто завертывают в мясо и делают пометы.

Хорошая негашеная известь тоже действует довольно сильно.

Многие промышленники поступают и так: пользуясь каким-нибудь издохшим животным (лучше всего свиньей), они свежий труп немного квасят, потом надрезают его сверху ножом по раз­ным направлениям и кладут в надрезы квашеной чилибухи, после чего труп еще держат несколько дней в теплом месте, а потом вы­возят его куда-нибудь подальше от селения, в лес, на более открытое место, где больше ходят волки, и бросают. Звери, накушавшись такого блюда, пропадают тут же или недалеко уходят и, в свою очередь, служат отравой для других своих собратов, которые вздумают их поесть. Таким образом приготов­ленным трупом можно добыть в зиму не один десяток волков и лисиц. Обращаясь с пометами, особенно приготовляя их, нужно быть как можно осторожнее, чтобы не отравиться самому или не отравить кого другого. Тем более нужно остерегаться от детей, у которых привычка всякую вещь класть в рот. Приготовленные пометы никогда не следует брать руками; даже макая капсульки в масло, нужно держать их палочками, а не руками и потом класть на чистую деревянную доску или в чистый деревянный ящик и хранить до употребления. Само собою разумеется, что надо тоже остерегаться, чтобы их не покушали дворовые животные, напри­мер собаки, кошки. Я знал одного охотника, который сделал 9 пометов на лисиц и положил их посушить в сени, но свинья с поросятами забралась как-то в сени и съела все пометы, отчего, конечно, пропала вместе с поросятами. Но подобных случаев от­носительно людей, живя в Сибири несколько уже лет, я не слыхал. Сибиряки в этом отношении чрезвычайно аккуратны.

Зимою, когда уже выпадет большой снег и начнутся сильные морозы, пометы бросают около волчьих и лисьих троп, но так, чтобы они не лежали на поверхности снега, а несколько в снегу. Это все равно для лисы или волка, ибо они, еще далеко не дой­дя до помета, услышат запах масла или мяса, но это делается для того, чтобы их меньше таскали вороны и сороки. Конечно, пометы бросаются на приметных местах или же нарочно чем-нибудь замечают те места - ломают на кустах и деревьях ветки и проч.; их хорошо бросать после выпавшей порошки, потому что тогда чище бывает воздух, следовательно, дальше слышен за­пах от пометов, да и звери после порошки как-то больше рыщут. Лучше всего пометы развозить верхом, держа их в деревянном ящике, и бросать деревянными щипчиками, но не голыми рука­ми или, еще хуже дегтярными рукавицами.

Если помет съел волк или лисица, то след покажет виновни­ка, но действие помета нужно смотреть по следующим призна­кам: если зверь съел помет и тут же начал хватать зубами снег, ложиться и валяться на нем, царапать его лапами до мерз­лой земли, кусать прутья на кустах, ронять изо рта пену, то это верный признак, что помет начал сильно действовать, и тог­да надо ожидать скорой добычи. Если же этого ничего нет, то не надейся скоро отыскать зверя. Буде пометы очень сильны, то зверь не уходит и 10 сажен, но весьма сильные пометы делать нехорошо, потому что действие их бывает слишком велико и внутренний жар до того доходит в звере, что даже портится его шкура, то есть она подопревает, или, как здесь выражаются про­столюдины, оплевает, именно из такой шкуры сильно валится шерсть. Когда поедешь осматривать пометы и заметишь, что ли­са или волк только что перед тобой съели помет, то не езди, не следи, подожди немного и тогда уже поезжай; не то, поехав скоро, догонишь живого зверя, испугаешь его, так что он сгоря­ча убежит, и его не отыщешь. Понятно, что пометы на волков делаются несколько посильнее, чем на лисиц. Главная причина хорошего успеха при этой охоте состоит в том, чтобы угадать вели­чину пометов, то есть их не надо делать слишком маленьки­ми, ибо зверь прямо проглотит их, не разжевав, и, следовательно, дальше уйдет, а их нужно делать именно такой величины, чтобы волк или лисица, взяв в рот помет, не могли его проглотить прямо, а раскусили бы. Еще хуже пометы слишком большой величины, то есть сильно напитанные маслом капсулы, потому что зверь, раскусив такой помет, успевает его выплюнуть.

Странно, что пометы на волков и лисиц действуют только до марта и даже февраля месяца, то есть имеют свою силу в боль­шие холода, но как только станет теплее, пометы действуют слабее. Чем сильнее мороз, тем скорее пропадает зверь, съев­ший помет; в марте же лиса или волк, съевши помет, или изрыгает его обратно, или, повалявшись и похватав снега, уходит невредимо. В этом я сам убедился неоднократно и не могу найти причины. Промышленники говорят, что «пометы дюжи только в стужу».

Вот замечательное обстоятельство: бросая пометы на лисиц и на волков, я часто замечал, что некоторые пометы исчезали, тогда как поблизости тех мест, где они лежали, не было ни вол­чьих, ни лисьих следов. Меня это заинтересовало - куда дева­ются пометы? В одно зимнее утро вор отыскался. Ездя верхом по пометам, я увидал, как ворон прямо опустился к одному из по­метов и, не захватив снега ни когтями, ни крыльями, выхва­тил клювом помет и улетел на дерево. Спрашивается, чему при­писать такую меткость наскока? Зрению или обонянию, так как помет лежал глубоко в снегу, на совершенно чистой снежной по­лянке, шагах в 3-х от волчьей тропы? Я полагаю - сначала чрез­вычайной тонкости обоняния ворона, а потом его зоркости.

В России многие охотники ездят зимою в санях с поросен­ком по тем местам, где водятся волки, и бьют их из ружей. Но там некоторыми охота эта производится не так, как бы следова­ло, и потому мало убивается волков. Именно там два, три охот­ника, избрав светлый зимний вечер, садятся в сани, закрывают их с боков рогожами, войлоками, даже коврами, запрягают ухар­скую тройку, сзади к саням привязывают клок сена, который та­щится на бечевке саженях в 20 от саней, и едут в лесные опушки по проселочным дорогам, давя не на живот, а на смерть бедного поросенка в санях, посаженного в мешок; они шумят, кричат, спорят, курят табак, пьют вино и после всего этого хотят еще убить волка, да и говорят после: «С поросенком ездить скверно - мало толку, не видали ни одного волка, только лошадей изму­чили...» И совершенно справедливо. Без толку делаете, так бестол­кова и охота. А волков в лесах много, только они оставались в своих вертепах и издали смотрели на вас, гг. охотники, как вы ухарски проносились по лесу; даже слушали, как вы шумели, и нюхали пре­красный аромат ваших сигар, но все-таки к вам не выбежали. Не потому, что боялись ваших выстрелов, а потому, что не желали ме­шать вашей гулянке. Извините меня за откровенность, вы, так по­ступающие при этой охоте; вы таким образом волка почти никогда не убьете и всегда будете приезжать ни с чем с охоты. Вам нужно поучиться у простолюдинов и тогда ехать на волков с поросенком.

Сибирская охота на волка с поросенком (в одиночку)

Конечно, все это относится до тех охотников, которые дома в кабинетах и на обедах бьют десятками волков, лисиц, зайцев и проч., а домой не привозят и, выйдя в поле с простым охотником, жалуются на худой бой ружья, на горячность собаки, на не­здоровье и тому подобное и потом, при конце охоты, преспо­койно кладут чужую добычу в свой ягдташ и, не краснея, возвра­щаются домой, красноречиво рассказывая окружающим про счастливое поле!.. А таких охотников много на святой Руси, и мне случилось однажды быть с подобными на охоте за волками с по­росенком; я и теперь не могу опомниться от того кутежа, который я перенес благополучно, не видав ни одного волка и не выстрелив ни одного заряда... Но да не отнесут к себе моих сарказмов те охот­ники, которые понимают дело и действительно бьют дичь не из чужого ягдташа, а в поле, в лесу. Сибирский промышленник, избрав светлый зимний вечер, запрягает в простые крестьянские дровни одну смирную лошадь, надевает нагольный тулуп, берет винтовку, садит в мешок поросенка и едет потихоньку к тем местам, где бегают волки. Словом, он принимает во всем вид крестьянина, отправившегося в лес за дровами, к которому привыкли волки, видя его чуть не каждый день, и не подозревают обмана. Охотник, зная те места, где держатся волки, спускает сзади привязанный клок сена и изредка подергивает за уши поросенка, который, ти­хонько повизгивая, выманивает волков из их вертепов; волки, не слыша никакого шуму, но только видя одни сани с человеком, еду­щим шагом, совершенно не подозревая охотника, а принимая его за крестьянина, которого они привыкли видеть так часто и не бо­яться его, нисколько не смутясь, тихонько подбегают к клочку сена и, видя обман, не убегают в леса, а как бы нарочно еще останавливаются и сомнительно смотрят на проезжающего, но ловкий промышленник давно уже приготовился, остановил коня, прицелился - бац, смотришь, волк и упал. Бывали примеры и на моей памяти, что промышленники убивали по три и по четыре волка в одну ночь и благополучно возвращались с добычей домой.

Мне случилось узнать, что в Западной Сибири (Барнауль­ского округа) ловят волков зимою весьма забавным способом, так называемой катушкой. Промышленник приискивает та­кую нагорную местность, где бы возможно было устроить само­родную катушку, наподобие тех гор, какие устраиваются в де­ревнях на масленице, пользуясь какой-либо подходящей воз­вышенностью. Для ловли волков катушками обыкновенно при­искивают возвышенные и покатые берега речек, логов, яров, оврагов, где волки особенно держатся зимою или любят бродить по таким местам. Выбрав подходящее место, промышленник еще с осени расчищает по отлогости, с самого верха покатости, траву, дерн, всякую мелкую поросль до земли, тщательно вы­равнивая будущий спуск катушки. Внизу спуска выкапывается вертикальная яма аршин 4-х или 5 глубиною, такой же меры по длинному ее боку и аршин 3-х в поперечнике.

Расчищенный спуск катушки должен как раз прилегать к длинному боку ямы, которая крепится стоячим тыновым забо­ром внутри, чтоб не осыпалась земля. Нижний бок ямы укреп­ляется и повышается так, чтобы был выше прилегающего к ка­тушке. На этом возвышенном боке ямы делается поветь, кото­рая и закрывает яму навесом от дождя и снега, так что яма от­крыта только со стороны катушки. Самое лучшее - выбирать место для ямы между кустами, чтобы поветь была не так за­метна. Молодые волки исподволь привыкают к такому устройст­ву и не боятся ямы, которая до начала ловли тщательно за­крывается помимо повети, затрушивается травой, прутиками и сливается наружно с поверхностью земли. Самую поветь тоже не худо забрасывать землей, дерном и проч. Зимою, когда уже наступят морозы, катушка по приготовленному спуску поли­вается водой до тех пор, пока образуется скользкий ледяной спуск - зимняя катушка. Тогда на самом верху спуска и при самом начале льда примораживается падаль (пропащая коро­ва, лошадь и т. п.), которая кладется непременно так, чтобы брюхо было обращено к спуску катушки, к самому льду.

Хорошо подгонять место так, чтобы и сверху катушки были деревья или кусты и чтоб падаль можно было класть между ни­ми. В противном случае падаль с боков катушки (что соответ­ствует голове и хвосту падали) чем-нибудь искусственно загора­живается, как-то: кладутся валжины, садятся или втыкаются и замораживаются фальшивые кусты, деревья и пр.

Когда все готово, катушка разметается, а яма раскрывается, но так, чтобы все лишнее убрать и не наводить на подозрение зверя, - и ловушка готова.

Волки, шляясь по таким местам, где устроена катушка, тот­час услышат запах падла и зайдут к нему сверху. Вся штука тут в том, что волк всегда ест добычу с мягких частей, но, по­дойдя к примороженной падле со спины и не имея возможности тихонько подобраться к ней снизу, чтобы начать свою закуску с брюха, так как с ног и головы мешают кустики или деревья, зверь немедля перескакивает чрез падлу со спины, но тотчас попадает на скользкий лед катушки, падает на бок, вертится, бьется и вместе с тем быстро катится по катушке и упадает в давно ожидающую его яму.

Случается так, что в одну ночь волки, не обладающие искус­ством деревенских мальчишек кататься с гор на ногах, попада­ют в яму по нескольку штук, и бывали случаи, что в нее падала и целая стая, что бывает во время их течки, когда волки голод­ны и не разбирают опасности. Самое лучшее - когда на разме­тенную катушку перед вечером упадет мелкая порошка и закроет самый спуск льда и следы охотника; все станет хоть и бело, но фальшиво, а между тем по свежему снежку падаль пахнет сильнее и манит к себе проголодавшегося волка. Кроме того, лед под свежей порошкой гораздо скользче и обманчивее.

Само собою разумеется, что катушку надо держать всегда в исправности, а поветь над ямой делать настолько высокой, чтобы катящийся по льду волк с маху не мог заскочить на по­веть; яма же сверху должна быть так сделана, чтобы зверь по­пал прямо в нее и не мог папасть на выставившиеся края и вы­скочить. Поэтому яму делают несколько больше прилегающего конца катушки. Нельзя не упомянуть и о том, что и самому охотнику нужно быть как можно осторожнее, чтобы, осматри­вая ловушку, не скатиться к волкам в яму, а это при малейшей оплошности не хитрая штука. Конечно, катушку надо делать в удалении от жилья, в противном случае можно наловить боль­ше собак и ребятишек, чем волков.

Есть еще несколько способов добывания волков, но все они менее употребительны по своему несовершенству, а потому и не представляют занимательности.

Остается еще заметить, что в степных местах Восточной Си­бири иногда гоняют волков на лошадях, с собаками. Настоящей же псовой охоты в Забайкалье не знают, только в настоя­щее время г. Х-й, живущий в Цурухайте на р. Аргуни, развел породу борзых и начал ими травить лисиц и волков довольно успешно. Быть может, что порода этих собак со временем на­воднит Забайкалье, и тогда, зная слабость сибиряка к охоте, мож­но надеяться, что волков будет гораздо меньше в Забайкалье. Многие здешние пастухи по зимам тоже гоняют волков на лоша­дях и ловят их икрюком, то есть длинной палкой с петлей на конце, которой ловят в табуне лошадей, или, как здесь говорят, икрючат. Они сказывают, что волка гонять трудно, ибо он не скоро устает*, почему нужно хорошего и легкого коня, чтобы догнать волка до устали, а чтобы поймать его икрюком с коня, нужно много навыку и ловкости владеть этим инструментом, ибо на волка трудно накинуть петлю, потому что он от нее увер­тывается или же ловит ее в зубы, но на шею не дает закинуть.

* Замечено, что если гнать волка сытого, то есть наевшегося до от­валу, то он сначала бежит чрезвычайно тихо, а потом, видя на пятах неот­ступного охотника, изрыгает из себя мясо целыми кусками или другую какую-нибудь пишу и после этого бежить уже быстро и стойко. Г. Брем говорит, что «трудно представить себе зрелище более отвратительное, чем эта охота за изнемогающим животным. Волк бежит шатаясь, из раскрытой пасти, покрытой пеной, висит на полфута язык, шерсть страшно всклокочена, и вонь от него отчаянная. С подгибающимися ногами он по­ворачивает наконец к своим врагам, но тут охотники, зная его уловки, соскакивают с лошади и тотчас убивают его или, забив ему пасть какой-нибудь тряпкой или старой шляпой, вяжут и тащут домой!» Это - картина охоты из южнорусской степи.

Наконец, много волков гибнет от своей алчности. Нередко случается, что волк, следя козу, пригоняет ее к утесу. Бедная коза, не видя никакого спасения и чуя на пятах волка, бросает­ся с утеса, куда улетает и волк, потому что он, сильно разбе­жавшись, в пылу своей алчности не различает местности, а за­метив ошибку, уже не в состоянии удержаться... В 185... году в Нерчинском горном округе, около деревни Малых Борзей, два волка гнали коня, который, видя за собой неумолимые волчьи зубы, бросился с утеса на берег реки Борзи, а за ним улетели и волки. Увидав это, вскоре из деревни прибежали мужики и нашли на берегу речки исковерканные трупы несчастных жи­вотных.

В южной половине Забайкалья, в степях, кочующие инород­цы легко бьют волков из винтовок, прячась ночью около своих стад за пасущихся или лежащих тымЕнов (т. е. верблюдов), ибо волк совершенно привык к этим животным и, видя их посто­янно разгуливающими по широкой степи, не боится их и подхо­дит к ним близко; даже иногда сам из-за верблюдов скрадывает других животных. Сильный же запах от верблюда отшибает, как говорят здесь простолюдины, запах спрятавшегося за ними охотника.

Нахожу нелишним сказать здесь еще о некоторых отличи­тельных чертах из жизни здешних лесных и степных волков. Степной волк отличается наружно от лесного беловатою шерстью и не менее отличается от него своим бытом, характером и при­родными чувствами. В самом деле, степной волк во всем раз­машистее лесного. Так, первый дальше видит, слышит и обоняет. Причины понятны. Слова «лес» и «степь» довольно хорошо объясняют их. Кроме того, степной волк неутомимее, нахальнее в своих действиях и трусливее при опасности, а в особенности при встрече с человеком, чем лесной. Первый никогда не упустит случая напасть на домашнюю скотину и зимой преимуществен­но держится около селений, тогда как лесной в своей среде (в лесу, в тайге) почти никогда не тронет домашнюю скотину (чаще всего лошадь и реже быков, на которых иногда ездят в лес за дровами и строевым лесом), а напротив, почуя ее, он постара­ется подалее пройти мимо, чтобы только не встретиться с ее хозяином.

Бывали примеры, что промышленники по разным (более не­счастным) обстоятельствам оставляли своих лошадей в лесу привязанными к деревьям зимой и спустя несколько дней (я знаю примеры 6- и 8-дневные) находили их живыми, только из­нуренными от голода. А попробуйте оставить зимою прикреп­ленного коня в степи на ночь, на две, и тогда можно наверное поздравить вас вперед с потерею его. Лесные волки со смелостью нападают только на домашних оленей кочующих орочон и режут их безнаказанно. В самом деле, суеверный орочон ни­когда не отомстит волку смертию, если тот у него задавил оле­ня, несмотря на то, что орочону олень дороже, чем крестьянину конь. Орочоны говорят, что если волк задавил у них оленя, то это ему «бог велел», и если они накажут зверя смертию, то дру­гие волки непременно передавят у них остальных оленей. Не­которые русские простолюдины говорят, что волки хорошо зна­ют безнаказанность своих поступков относительно орочон и по­тому с такою смелостью нападают на их оленей, а животных, принадлежащих русским промышленникам, боясь мести, не тро­гают! Не потому ли это, что волки, истребляя во множестве здешних шахжоев (диких оленей), без различия нападают и на ручных орочонских оленей, которые так сходны между собою по виду, что иногда и орочоны ошибаются при встрече с шахжоями и, принимая их за своих» (орочонских), не стреляют в них, а потом, узнав истину, с досадой рвут и без того короткие свои волосы*.

* Орочоны коротко стригут свои волосы на всей голове, кроме маковки, на коей оставляют длинную некрасивую тонкую косу, которую носят заплетенною обыкновенным способом - втрое. Крестившиеся же орочоны носят волосы в скобку, по-русски, с пробором посредине. Обще­ственная добыча между орочонами делится всегда поровну, но голова зверя есть безусловная принадлежность главного победителя; из суеверия он никогда и никому не уступит этот трофей, а дома дозволяет есть голову женщинам только в то время, когда у них нет очищения; то же можно сказать и о внутренностях зверя.

Лесные волки, встречаясь между собою и собираясь по не­скольку штук вместе, при охотах на других зверей живут меж­ду собою дружнее, чем степные, которые, кроме времени их теч­ки, не любят сообщества и стараются избежать встречи между собою. Тогда как лесные, собравшись по нескольку особей вместе, особенно зимою, да еще после удачной охоты, никогда не упустят случая порезвиться, поиграть между собою, поскакать и побегать, что обыкновенно бывает на чистых луговых местах тайги, а в особенности на озерах и широких горных речках.

Волчью шкуру советую снимать на открытом воздухе, а не в теплом здании, потому что вонь от него невыносимая, и то надо задний проход забивать крепче деревянной затычкой, а пасть - тряпкой.