Кабарга

Кабарга во многом сходна с козулей, как по наружному ви­ду, так и по образу жизни; в ней, как и в козуле, заметны та же легкость, быстрота и свобода в движениях, та же красота и гра­ция, приятно и впечатлительно действующие на глаза не одного охотника, но и человека, не имеющего никакого сочувствия к охоте, только непременно любителя изящного и природы.

Кабарга несравненно меньше козули, она не превышает сред­нюю дворовую собаку и несколько тоньше козули корпусом. Ножки ее чрезвычайно тонки, мускулисты и красивы, с острыми раздвоенными копытцами. Шпорцы, находящиеся сзади копыт, довольно длинные, островатые. Головку имеет маленькую и стат­ную, с большими черными и выразительными глазами. Уши ее довольно большие, волосистые, островатые; шея тонкая, под­вижная. Хвост короткий, только зачаток. Кабарги имеют длинную, довольно упругую шерсть, темчо-бурого цвета. От хребта по бокам, почти до брюшка, заметны серо-желтоватые полоски, спускаю­щиеся параллельно между собою. Толстая шкура кабарги чрез­вычайно легка, но не прочна в носке - она скоро вылезает, Каж­дый волосок кабарги не прям и не завит, как у барана, но как-то удивительно смят или сложен природой, наподобие узкой полоски бумажки, сложенной детьми в виде лестницы; право не знаю, как выразиться понятнее, скажу хоть - фестончатый или похожий на гофре. Шкурка кабарги не составляет пушнины (т. е. меха) по непрочности шерсти; вот почему здесь волос с нее сбривают и продают (редко) отдельно, подобно тому, как в России конский волос, на набивку тюфяков и подушек. В этом отношении шерсть кабарги лучше конского волоса, потому что никогда не сбивается и притом несравненно легче; недостаток один - она от времени сечется. Из бритых же кабарожьих шкурок приготовляют пре­восходную тонкую, но крепкую замшу, которая здесь, в свою очередь, идет на тюфяки (редко) и наволочки к подушкам, заме­няя сафьян и козел: также из них шьют мужские перчатки и рукавички, даже штаны, которые в таком употреблении здесь в простом народе.

Зимою на кабарге шерсть несколько красноватее, чем летом; зад, или зеркало, серо-желтоватого цвета. Кабарги рогов не имеют, даже самцы безроги. Кабарожью самку здесь называют маткой, а самца - посик; последний имеет в верхней челюсти два чрезвычайно острые, загнутые и торчащие книзу клыка, наподобие кабаньих. Клыки эти бывают длиною у старых сам­цов до 2-х вершков, совершенно белого, как слоновая кость, цве­та; они постоянны и из челюстей не выпадают; выходят же они только на третьем году, а на четвертом начинают заворачи­ваться к шее.

Кроме того, самец имеет на брюхе, около детородного члена, как бы кошелек с отверстием на середине, сквозь которое выходит детородный член. Самый кошелек, или мешочек, состоит как бы из железок, а в середине имеет особые части, похожие на бобовые се­мена. Объяснить научно цель назначения этого устройства я не берусь. Кошелек этот вырезается промышленниками отдельно и продается довольно дорого - от 1 и до 2 руб. сер. В торговом мире он известен под именем каборожьей струи. Куда употребляет­ся эта струя (содержащая в себе мускус), тоже положительно не знаю, а должно полагать, в лекарство. Ценность кабарожьей струи заставила здешних промышленников обратить на кабаргу особен­ное внимание, и они ловят и бьют их в большом количестве, особен­но зимою. Зверовщики зачастую называют самца просто струей. Понятно, что самка, не имея струи, не ценится и в четвертую часть против самца. Кабарожьи клыки употребляются здешними тузем­цами как шилья и как гладильное орудие при мелочных подел­ках.

Кабарга живет только в лесу, более в россыпях, около скал и утесов - в скармаках, выражаясь по-сибирски; летом же, во время сильных жаров, - около речек, по колкам, на мхах. Зной заставляет ее расстаться с каменистыми возвышенностями, кото­рых она в другое время года никогда не покидает.

Кабарга питается преимущественно мхом, покрывающим в рос­сыпях камни и плиты, а также растущим на утесах и скалах, кото­рые иногда грозят своим падением; ест также и другую раститель­ность скудного севера, а в особенности любит растущий по лесис­тым марям пестовник; грибов же и ягод, кажется, вовсе не упо­требляет.

Кабарга чрезвычайно быстра на бегу, но быстрота эта не про­должительна - сажен на 100 и 150, не более; далее она бежит тише, так что собаки ее легко догоняют по ровному месту, но, ко­нечно, не в россыпи, не на скалах и утесах, где природа нагромоз­дила такое множество угловато-острых камней и плит, разбросала их в таком беспорядке, словом, кое-как, так что и привычному чело­веку по ним можно пробираться только шагом, и то с большим тру­дом. А посмотрите на кабаргу, как она летает по этим каменьям, нигде не запнувшись и нигде не оступившись; право, не видав, труд­но и представить себе в подобных местах такую быстроту бега. Недаром промышленники, лазя и потея по россыпям, зовут их чер­товой каменкой, а проворная кабарга носится по этой каменке так, что ног не видно, только слышно какое-то чиканье - чик-чик-чик-чик-чик, происходящее от прикосновения ее острых копыт к оголенным плитам и камням. Кабарга, живя почти постоянно в уте­сах и россыпях, до того к ним привыкла, и природа дала ей такую способность прыгать, какой не заметно еще ни в одном звере, обитающем в Забайкалье. Например, она прыгает с нависших скал и утесов на несколько сажен вниз, на острые оголенные камни весьма незначительной величины. Соскочив иногда с порядочной вышины на какой-нибудь небольшой острый камешек, она станет на нем всеми четырьмя ножками вместе, не шевельнется, не пошат­нется, и не думайте, что упадет и полетит далее в пропасть. Инте­ресно видеть, как кабарга, прыгнув вниз с какой-нибудь нависшей скалы на другую, картинно поджав под себя ноги, летит в прост­ранстве над ужасной пропастью, на дне которой обыкновенно не­видимо бежит и журчит горная речушка... Право, невольно испу­гаешься за несчастную - так и думаешь, что вот-вот сейчас она треснется о высунувшийся углом камень и расшибется вдребезги, а не тут-то было. Глядишь, она как раз уже стоит на том самом камне всеми четырьмя ножками вместе, весело повертывается и бойко глядит вверх, как бы сама удивляясь тому, откуда она без боязни соскочила, или заглядывает вниз, в преисподнюю, как бы измеряя глазами ужасную пропасть и рассчитывая на новый удач­ный прыжок...

Зрение и слух у этой красавицы чрезвычайно остры. Да и как не иметь такого зрения таким хорошеньким глазкам! Зато обоня­ние у ней незавидное. Здесь промышленники говорят, что кабарга духу не знает, следовательно, совершенно противоположно козу­лям. И действительно, мне случалось не один раз из-под ветра под­ходить к ним очень близко.

Течка их бывает зимою в самое холодное время, начиная с Николы (6 декабря) и продолжается до крещения, следовательно, ровно месяц. И тут кабарга отличается от диких коз. В это время, обуроченное природой одним месяцем, время супружеских сноше­ний зубатых самцов с черноглазыми супругами, припадки сладо­страстия у посиков заметны несравненно горячее и похотливее, чем у гуранов. В гоньбу за одной маткой бегают по 2 и по 3 посика, сражаясь между собою и отбивая друг у друга красавицу; они до то­го ее замучивают, что она, заметив малейшую оплошность со сто­роны поклонников, прячется от них под камни и плиты, залезает в пустоты и щели в утесах для отдохновения, но не долго продол­жается этот отдых, самцы тотчас заметят отсутствие самки, поза­будут ссору и все дружно бросятся отыскивать беглянку. Выгнав ее из тайника, посики снова начинают ссоры и драки между собою, и еще с большею, остервенелою запальчивостью и диким бешен­ством.

Самцы сражаются между собою теми страшными, острыми клыками, о которых я упомянул выше. Ужасные глубокие раны, как кинжалами, наносят они ими друг другу. Но между тем как самцы бьются за обладание самкой, один из них, более ловкий и бойкий, успеет отогнать матку в сторону и на бегу насладиться супружеским счастием. Случается, что оставшиеся в бою посики не возвращаются уже к любимому предмету, а остаются иногда оба обессиленные, с десятком или более ран на месте арены. Бывает также, что некоторые из них, сильно пострадавшие от не­равного боя, уже вовсе не возвращаются к черноокой, а, истекая кровью, остаются или на том же месте, или, собравшись с послед­ними силами, отползут несколько сажен и закрывают глаза наве­ки. Промышленники нередко находят их мертвыми в это ужасное время, притом исколотыми и истыканными клыками по всей спине, бокам и шее; добывать же посиков с изломанными клыками не со­ставляет редкости.

Если самец с маткой один, то он постоянно ее гонит, как гуран козлуху, с одного места на другое - для того чтобы запутать свои следы и тем отвести рыскающих холостых кавалеров или потому, что красавица, утомленная постоянным движением, скорее согла­шается на ласки сладострастного супруга. Самец во время гоньбы чрезвычайно мало ест; все его внимание обращается на неверную супругу: то он, бедняжка, боится, чтоб она от него не спряталась, то заискивает ее снисхождения и взаимной любви, то караулит и боится встречи с другими, себе подобными; или бывает тому при­чиною ожидаемая битва с соперниками, или отдохновение после ссоры с ними, или же, наконец, утомление после продолжитель­ных супружеских сношений с самкой и проч. Ну до еды ли тут страстному любовнику!..

Во время гоньбы кабарожек непрестанно слышится голос самцов, похожий на то, как бы кто сипло произносил слово чиф-фый, почему зверопромышленники и говорят, что кабарги чифкают. Впрочем, это чифканье заметно при всяком испуге, неожиданности, при виде в лесу огня, когда послышится лай со­бак и проч., и бывает не только у самцов, но и самок, которые в гоньбу, измученные всюду преследующими их кавалерами, на­доевшими им своими ласками, скрываясь от них, стараются быть безмолвными. Случается, что и черноокой красавице за холод­ность, невнимание и нерасположение к самцам достается пробо­вать остроту клыков раздраженных любовников.

Оплодотворенная самка при окончании гоньбы скрывается от надоевших посиков и боится встречаться с ними до тех пор, пока окончательно не пройдет жар сладострастия у самцов и когда уже эти последние при встрече с ними бывают равнодушны и не оказывают решительно никакого участия к их прекрасной особе. Неделя, не больше, и какая противоположность!

Весною, с Николина дня (9 мая) или около Троицы, матки начинают ягниться. Они для молодых анжиган, как козлухи, не делают особого гнезда, а держат их в тех же россыпях, где-нибудь под камнями. Кабарга приносит обыкновенно двух молодых и реже одного; она кормит их молоком очень долго и с собой не во­дит, так что до полулета не видят молодых с матками, а случайно находят их в логовищах. Не потому ли это, что кабарожьи анжиганы  родятся очень маленькими; по-видимому, хилого здоровья, так что им трудно следить за матерью по разбросанным камням и плитам; кроме того, на них могут нападать не только хищные звери, но и небольшие хищные птицы, которые обыкновенно держатся около таких мест и сами выводят там молодых.

Кабарожьи анжиганы чрезвычайно красивы и бойки, но не пугливы. Они, как анжиганы диких козуль, пестренькие или, лучше сказать, бока их, начиная от спины, покрыты пестроваты­ми желтыми полосками по темно-бурому фону шерсти. Голос их тоже сходен с писком молодых козлят, только несколько про­тяжнее и нежнее. Анжиганы, завидя человека, прячутся под камни и плиты, в различные щели и пустоты в россыпях, так что с трудом, и то с помощью собаки, их можно отыскать. В это время детства и беззащитной юности волки, лисицы, рыси, росома­хи и проч. хищные звери истребляют их в страшном количестве. Одно спасение - если мать отыщет для гнезда такое безопасное место где-нибудь в утесе или под нависшей скалою, куда трудно попасть этим злодеям. Анжиганы инстинктивно понимают свое беззащитное положение и всю окружающую их опасность: они прячутся, далеко залезая в узкие щели, и редко выходят на днев­ную поверхность, ожидая только голоса пришедшей матери - тогда они выползают и сосут. Мать, в свою очередь, печется о со­хранении молодых и в случае опасности пускается на различные хитрости и всячески старается скрыть свое гнездо, подвергаясь иногда явной смерти. Нередко мать, завидя человека или собаку, притворяется хворой, подстреленной, хромой, едва движущейся, чтобы только заманить за собой врага и тем отвести от детей, но лишь только она заметит, что враг погнался за ней и отошел далеко от гнезда, она тотчас как стрела бросается спасаться, тогда раз­ве только пуля догонит плутовку и несправедливо накажет за об­ман.

Старых кабарожек сравнительно с дикими козами дикие зве­ри давят гораздо меньше, потому что им не догнать их по груде разбросанных камней и плит, а тем более по высоким утесам. Кабарги хорошо знают превосходство своего бега по таким местам, потому никогда и ни за что не спустятся на гладкие части разно­образной тайги, а в случае крайности бегают кругами по рыссыпям или вокруг отдельных утесов и скал, прыгая по их страшным уступам.

Когда же анжиганы подрастут, начнут матереть и в состоянии будут сами себя сохранять от опасности, тогда мать начинает водить их с собою к речкам в колки. К зиме молодые вырастают и матереют настолько, что по виду их трудно отличить от старых, а на другую зиму, т. е. на втором году своего возраста, они прихо­дят в течку и называются лончаками.

Кабарга чрезвычайно крепка на пулю, так что ее надо стрелять по самым убойным местам. Большею частию их бьют в грудь и по лопаткам; если же попасть в живот, по кишкам - толку мало, уйдет, так что не отыщешь и с собаками. Часто случается, что кишки и другие внутренности вывалятся из раны, но кабарга бежит, как бы здоровая, так что нельзя не удивляться крепости этих животных, особенно видя их кровавые сцены во время гоньбы.

Промышленники уверяют, что от кабарги так сильно пахнет мускусом, что при охоте за ними по россыпям за несколько сажен слышен запах мускуса, который много способствует отыскиванию животных. Я не передаю это как факт, как непреложенную исти­ну, потому что самому в этом убедиться не случилось, но, зная охотников, от которых это слышал, верю вполне, особенно тем, у которых тонкое обоняние, а я тонкостью этого чувства похвастаться не могу.

Мясо кабарги употребляется в пищу, но не составляет лакомо­го куска, потому что отзывает мхом, в особенности вареное. Рас­сказывают, что многие тунгусы, братские и орочоны в один раз в одиночку съедают кабаргу. Видя примеры их аппетита за жирны­ми баранами, можно и поверить.