Великое «сидение»…

 

Это основной способ эскимосской охоты: сидеть и ждать, ждать подолгу, бывает, по многу часов кряду, стоически перенося всё, что воздействует извне, подавляя внутреннее желание прекратить этот садомазохизм. Эскимосы – понятно. Но что заставляет (за собственные деньги!) подвергать себя истязаниям и опасности европейца? Мясо и жир с собой не повезёшь. Да и шкура тюленя не ахти, какой трофей. И сколько готовых изделий можно приобрести на потраченные средства… Тогда что? Лучше я не буду будоражить своё и чужое сознание этими размышлениями. Пусть каждый из нас «ненормальных» ответит себе сам. А я всё же посижу у края Атлантики…

Утро выдалось светлым и прохладным. Арсаак распределил нас по лодкам охотников, и мне улыбнулось быть с ним. Константин – с проводником, а Виктор – с помощником бригадира.

Прокричал с берега какое-то эскимосское заклинание инвалид, и лодки потянулись лабиринтами торосов.

-- Он хороший охотник, сказал Арсаак, но у каждого свой дух. Тогда его дух не был с ним, и несчастье нашло Олууту. Большой хохлач казался совсем мёртвым, Олуута пожалел патрон. Тюлень схватил его за локоть, и теперь рука высохла. Зверь мог бы утащить его в воду, но охотник вонзил ему в затылок нож.

Засада Арсаака располагалась на берегу, у самой кромки припая. Неглубокая, в полметра ямка на освободившейся от снега почве. Кругом ёжиком торчит прошлогодняя трава. На дне окопчика толстый кусок поролона, обшитый тюленьей кожей. Сам охотник тоже одет в не продуваемый костюм из шкуры морского зайца. Его тёмно-бурый цвет почти сливается по тону с берегом.

Мы, думая, что будем караулить тюленей на льдинах, прихватили с собой ещё и лёгкие белые костюмы и альпийские подстилки. Сделали мы правильно. У эскимосов они тоже есть, только сейчас нас приютила земля, а лёд… Он торосится полосой припая метров на сто, и там, где начинает темнеть вода, мы обшариваем край в поисках желанных хохлачей. Слева и справа от нас хоронятся охотники. У каждого «гнезда» свой сектор обстрела. Лодки максимально подведены по льду к берегу.

Принцип коллективности тут естествен. Добыл охотник тюленя – ближайшие соседи сразу спешат помочь вытащить зверя. Бывает, тащат на лёд, а других по обстановке буксируют. Хохлач тем и хорош, что не тонет и, застреленный, остаётся на плаву. У всех в бригаде хорошие карабины с оптикой, и стреляют эскимосы, как мы убедились, мастерски. Тренировка у них богатая.

Что касается нашей экипировки, то, выполнив инструкции компании-организатора, мы чувствовали себя в полной готовности. Кожаные меховые ботинки, тёплое бельё и костюмы на гагачьем пуху надёжно обеспечивали телесный комфорт. Забыть защитные очки – значит, лишить себя охоты. И термос с горячим чаем здесь не лишний.

На третьем часу нашего бдения справа на дальних сидках раздались с перерывом три выстрела и на причале замелькали фигурки.

У хохлачей завершился брачный период, и они начали миграцию к местам нагула. От Ньюфаундленда звери, перемещаются вдоль побережья Лабрадора, затем повернут к югу Гренландии. Мы сидим на их пути. Но двигаются они рассредоточено, одиночками, реже по нескольку особей.

Два дня я просидел без выстрела. Удивляясь терпению эскимосов, до слёз всматривался в кромку льда. Льдины под ветром и течением перемещались, крошились, и чудилось в плеске воды и их шевелении движение вожделенного хохлача. Уже стреляли мои друзья, а мой карабин, холодея на бруствере из прибрежных камней, молчал, и было в этом молчании что-то фатально-гнетущее, то самое – внутренне вопрошающее.

Появление тюленя – почти всегда неожиданность. Я понял это, ощутив ребрами локоть Артаака. Он показал пальцем направо. Но в полынье рябили лишь лёгкие круги. Может, рыба чиркнула хвостом о поверхность? Кивком головы охотник убедил меня в необходимости следить за этим местом. Теперь я вглядывался туда через окуляр прицела. Ведь тюленя стрелять следует предпочтительно в голову, а на расстоянии сотни-полторы метров это словно яблочко в мишени. Промахнёшься – уйдёт. Может вынырнуть ещё разок поодаль. Хуже - ранить. Тогда он до часа может скрываться, прежде чем вылезет подышать. Погибший может остаться подо льдом на корм для хищников. Этому что-то у нас не понравилось.

Только на третий день я увидел «своего» хохлача. Мне показалось, что он хитро выглядывает из-за тороса, осматривая округу. Только говорят, что зрение у тюленей некудышнее, не в пример обонянию и слуху. Это было, как игра в прятки: глянет – спрячется. Наверное, хохлач хотел переползти открытым участком льдины к краю внутренней полыньи и осторожничал. Только теперь и я ждал его появления. Два раза уравновешивал дыхание, почти не чувствовал холодящей стали спускового крючка, ощущал затылком пристальный взгляд эскимоса. А выстрела будто и не услышал. Голова тюленя вскинулась и на мгновение исчезла. Не успела ещё явиться мысль о промахе, как она медленно выкатилась по льду и больше уже не исчезала.

Осклабившись, эскимос одобрительно похлопал меня по плечу и, вскочив на камень, стал махать соплеменникам.