Фабрика айсбергов
...Исландия, Рейкьявик. А дальше... Дальше мы увидели бескрайнюю ледяную глыбу. С высоты десяти тысяч метров она пропадала за горизонтом, и поверхность её, отбеленная до рези в глазах, искрилась и сияла в лучах солнца, лишь в необозримом окоёме , холодея синеватой дымкой.
Гренландия!.. Все прильнули к иллюминаторам и впились взглядом в безжизненное пространство вселенского ледника. Наверное из космоса он выглядит ярким светящимся фонарем, висящим меж Европой и Северной Америкой. Только темнеющая с закрайков полоска приморской суши, свободной ото льда, даёт возможность поверить в древнюю легенду аборигенов о том, что когда возникла планета, “с неба упали земля, скалы и камни”, теперь укрывшиеся под километровыми толщами льдов. Тогда отчего же она – Зелёная земля?
Древние саги рассказывают, что первым из европейцев Гренландию увидел в 875 году викинг Гуннбьёрн. Следом за ним на побережье острова в 982 году ступил норвежский разбойник морей Эрик Рыжий. Случилось это в лето, и увидев зеленеющую полоску, он назвал ее Гренландией.
Но мы, сколько не глядели, так сверху и не обнаружили даже малейшего намека на зелень.
Ближе к мысу Форвель вдоль восточного побережья тянулись айсберги. Особенно много их оказалось в море Лабрадор. Они словно яхты гигантской регаты, распустив паруса, белели на потемневшей глади.
Сюда из моря Баффина с началом зимы начинают дрейфовать паковые льды. Они спускаются, влекомые Лабрадорским течением, через Девисов пролив и к апрелю в своем максимуме достигают Северной Ньюфаундлендской банки. Вместе с паковым льдом от материковых ледников необъятной Гренландии, сползающих в море, образуются многочисленные айсберги, представляющие опасность судоходству. Именно здесь, где-то под нами восточнее Ньюфаундленда навечно упокоился приснопамятный “Титаник”. Некоторые из айсбергов высятся над водою, как всамделешние острова, образуя вокруг себя целый архипелаг менее крупных ледяных гор. И есть среди них настоящие чемпионы, до полукилометра длины и метров до семидесяти высотой. В суровые зимы северные участки Лабрадора покрываются сплошным льдом, который держится, начиная с октября, почти десять месяцев, и очищается от него только в конце июля. Тогда рыбаки поднимаются к Баффиновой земле. А пока они промышляли у Северной Ньюфаундленской банки и на материковом склоне Юго-Западного Лабрадора.
Под нами на сотни миль по окружности рассеялись многочисленные суда. Это большая Ньюфаундленская банка – центр мирового рыболовства в Северо-Западной Атлантике. Площадь её огромна. Никто точно не скажет, кто и когда первым стал промышлять здесь рыбу. Назовут лишь примерные годы начала массового освоения. “Великая банка” соизмерима со многими морями. А если выразить это в цифрах, то получится лепёшка миль 350 с севера на юг и 420 с запада на восток. Глубины здесь никакие, если представить многокилометровую толщу океанской бездны – в среднем 50 метров, куда и устремляется масса всевозможной рыбы и прочей морской живности к кормовым, нагульным и нерестовым местам.
Глядя на чернеющие точки рыболовецких судов мне до мельчащих подробностей припомнилось и моё пребывание здесь с флотилией ПО “Атлантика”. А теперь мы летим на Ньюфандленд и Лабрадор охотиться на тюленей. Когда-то их истребили до критического уровня. И на массовый промысел наложили запрет. Только аборигенам было разрешено в личных нуждах добывать зверя. По три на охотника в год. Популяция восстановилась и оценивается специалистами в пределах пяти миллионов голов. Возникла обратная проблема – катастрофически снизились запасы рыбы: трески, сельди, карася, окуня и др. Виновниками оказались тюлени. Вот и обратилось правительство к международному охотничьему сообществу отстрелять примерно миллион ластоногих для спасения рыбных ресурсов, чтобы, как говорится: “И волки сыты, и овцы целы”.
+++
...Ближе к побережью погода портилась. Вначале дымка, потом все более сгущавщаяся облачность. Внизу хмарь и мрак. Здесь это закономерно, поскольку к западу от Северо - Атлантического хребта, мощная ветвь теплого Гольфстрима Северо-Атлантическое течение встречается с холодным Лабрадорским. Столкновение порождает атмосферные катаклизмы: плотные туманы, обширные снежные заряды, дожди.
Суровый край – Северная Атлантика. Но в суровости этой тоже есть своя, жизненно необходимая, привычному человеку, прелесть. Потянулись острова, фьёрды, заливчики.
Гандер. Международный аэропорт о.Ньюфаундленд. Здесь делают посадку большинство авиалайнеров на пути из Европы в Северную Америку. Сюда нам и нужно. Тут нас встретит представитель компании «Tourism Newfoundland». С ним поедем в Сент-Джонс, оформим все документы, решим организационные вопросы и на машине пересечем весь остров, до самого Л´Анс- о-Мидоуз, откуда и направимся к месту охоты на Юго-Восточный Лабрадор.
Путешествие тем и примечательно, что от него с самого начала ждешь чего-то необычного, изюминку или перчинку. Сюрпризом стала уже встреча. Мы очень рассчитывали на приличный английский Константина, да и сами потренеровались и разговорники приготовили, хотя переводчик – гид, компанией был обещан.
Стоим. Ждем вещи с транспортера и среди табличек нужную нам высматриваем. Когда вдруг справа возник перед нами крепкий лет 35-ти мужчина. Он широко улыбался, видно, довольный произведенным на нас впечатлением. – Родомир Савчук, – представился встречающий. Сказать, что мы были удивлены, так нет, – счастливы, ибо с первых же шагов почувствовали атмосферу взаимной приязни и доброжелательности, как если бы далеко от дома неожиданно встретили близкого человека. В машине мы уже беседовали как давние приятели. В принципе, возможно было сразу из Гандера направиться к месту охоты. Однако, являясь убежденными сторонниками сочетания туризма в чистом виде с охотой, как составной частью путешествия, мы решили отвести четыре дня, включая день прилета, на осмотр достопримечательностей провинции, начиная с Сент-Джонса, административного центра Ньюфаундленда. Предстояло проехать немногим более 1300 км Трансканадской магистралью.
Уже на полпути к Сент-Джонсу мы знали о своем сопровождающем почти все. Подкупала его открытость и нескрываемое удовольствие от общения с нами. Он давно намеревался посетить историческую родину и рассказывая о Канаде, то и дело сам задавал вопросы об Украине, будто не мы, а он приехал к нам в гости. Радомир, как оказалось, не являлся сотрудником принимающей нас компании, а служил в департаменте по туризму и охране окружающей среды и, узнав о прибытии группы с Украины, договорился с руководством исполнить функции гида. Вообще-то, по его сведениям, из более полумиллионной украинской диаспоры Канады в туристическом бизнесе их не так уж и много. Сконцентрированы основные поселения украинцев преимущественно в степных провинциях Западной Канады (Манитоба, Саскачеван, Альберта) и составляют там примерно 8 % населения. Большая часть – внуки правнуки переселенцев со времен австро-венгерского господства, послереволюционной войны, и более позднего периода – до и после военных лет. Теперь, с обретением независимости Украины, все они повально стремятся хоть разок взглянуть на “рідну неньку”. И традиции землячества поддерживают. В этом мы убедились уже в тот же вечер, когда Родомир, разместив нас, пригласил на ужин в Stone House Restaurant. Традиционной украинской кухни не было, но дары моря и дичь в одном из древнейших зданий города, приготовленные по не менее старинным рецептам, запомнились надолго, особенно запеченные «тресковые язычки» под пиво «Moosehead» и жаркое из мяса карибу в кленовом сиропе по - ирокезски.
Сент-Джонс (начало пути) Показалось – день будет хмурым. С Антлантики ползли свинцовые тучи. - “Весной всегда так, – пояснил Радомир, – погода может меняться по пять раз в день.” Но холодно не было. Скорее сыро. Все здесь напоминало Англию, от туманов до улиц и бытоустройства. Это в общих чертах, а знаток Британии непременно отметит доминирующее присутствие ирландского и шотландского духа. Множество замысловато изогнутых, узких, как лента, и мощеных улочек с барами и пабами, дышит неброским очарованием Дублина. С порта легкий бриз доносил стойкий запах рыбы. Иначе и быть не может. Ньюфаундленд – вотчина рыбаков. Для”ньюфи” рыбный промысел – основа жизнедеятельности начиная с 16-го века. Целая провинция зависит от рыбы.
Когда правительство Канады в 1992г. ввело полный запрет на ловлю трески, чтобы спасти популяцию, 35000 “ньюфи” оказались без работы и вынуждены были перейти на ловлю омаров, молюсков и охотиться на тюленей, квоты на отстрел которых с 1997 года значительно увеличены. Но, думается, не в одних тюленях проблема. Главное – международный хищнический промысел.
Сент-Джонс немного не дотягивает до 200тыс. жителей. Город растянулся вдоль гавани, у входа в которую, словно сторожевая башня, высится скала. Собственно, так и есть. Долгое время её использовали для наблюдения за приближающимися кораблями и флажным семафором сообщали на берег. Не иначе, поэтому противулежащий холм и назван Сигнальным. В подтверждение слов гида прояснило и солнечные зайчики побежали по притихшему заливу. Преодолев 170 метров мы поднялись на вершину холма и город предстал как на ладони. Похожий на амфитеатр Карфагена, он ярусами опоясывал гавань. Было хорошо видно, что от суровой Атлантики его защищают высокие скалы. С холма змейками сбегали плотно нахоженные тропинки. Одна из них привела нас к музею, обустроенному в башне Кабота, на самую высокую оконечность мыса. На этом месте в 1901 году итальянский физик Гульемо Маркони впервые принял радиосигнал, посланный из Англии, открыв для человечества эпоху телекоммуникаций.
Есть в Сент-Джонсе еще одна достопримечательность – которую не может не посетить турист, собирающийся в поездку по Ньюфаундленду – музей острова. Однако, прежде, чем осмотреть его экспозицию, мы пешком прошли самые старые улицы Северной Америки — Duckworth Street и Water Street. Расположены они параллельно берегу и очень напоминают время, характерное 16-19 векам. Старые торговые конторы здесь удивительно гармонично сочетаются с современными административными зданиями. Роль межулочных проулков выполняют переходные лестницы. Особенностью всех старинных северных городов является стремление их обитателей оживить яркими красками мрачноватую ведуту. Сент-Джонс не исключение. Многочисленные ресторанчики, бары, красочные витрины и ... улыбающиеся лица горожан, готовых рассказать, показать... Мы имели возможности сравнить с западом, но, говорят, «ньюфи» самые веселые в Канаде люди, похожие на наших одесситов. И только экспозиция Newfoundland Museum(а) напоминает о традиционных различиях и противоречиях между горожанами и поморами, о драматических событиях прошлого.
Сент-Джонс расположен на восточном побережье полуострова Эвейлон. Всем кто хочет «отметиться» на самой восточной точке Северной Америки, турагенство предлагает побывать на мысе Спир. Говорят, встреча там восхода солнца – незабываемое зрелище. Но это в июне – июле. Теперь же никто не мог поручиться, что Атлантика позволит насладиться живописной картиной. По этой же причине мы не смогли посетить экологический парк Уитлес-Бей, расположенный к югу побережья Эвейлона, где на трех необитаемых островах в середине лета скапливаются миллионы птиц: тупиков, бакланов, кайр, чаек.., образующих неумолкающие базары. Там можно с экскурсионного катера увидеть кормящихся китов. Для нас сезон был не подходящий, и мы во второй половине дня снова оказались во власти Трансканадской автомагистрали.
Она выгнулась огромной дугой, один конец которой на востоке упирается в Антлантическое побережье у Bay Bulls, а другой, на западе, доходит до самых вод пролива Кабота, где через паромную переправу продолжает свой бег по Новой Шотландии. Это главная транспортная артерия острова, связывающая побережья, на которых концентрируется жизнь. Внутренняя его часть почти необитаема. И здесь северные красоты можно обозревать в полной тишине и одиночестве. От «автодуги» к побережью во многих местах ведут качественные грунтовки, которыми пользуются рыбаки, охотники и жители малонаселенных заливов и фьёрдов.
У Clarenville мы свернули направо вглубь полуострова Бонависта, края которого изрезаны бухтами, словно истрепанный ласточками и стрижами песчаный берег реки. На указателе появляется надпись «Trinitx». Это «самый красивый» поселок Ньюфаундленда и его показывают всем туристам. Жители поселка очень ценят присвоенный титул и изо всех сил стараются ему соответствовать. Здесь действительно много изумительных домиков, будто перенесенных из сказочной цветочной страны. Часть из них признана памятниками истории провинции.
Для первого дня впечатлений было достаточно и в рыбачьем поселке «Бонависта» на мысе с одноименным названием мы сделали остановку. Ничего особо примечательного здесь мы не обнаружили. Суровый рыбачий быт, где гостей угощают ухой из ... акульих плавников и китовым мясом. Вопрос о вкусовых качествах экзотических блюд весьма спорный, ибо зачастую наталкивается на пищевой консерватизм пробольщиков. Несомненно, одно – в ресторанах Европы эти блюда стоили бы в десять раз, а то и ещё дороже.
«Терра Нова». Четыреста кв. км этого национального парка способны заворожить самого утонченного ценителя северной природы. Он вытянулся вдоль магистрали и обрывистые берега, озера, леса можно наблюдать, не выходя из машины. Но природа еще только оживала и в полной мере не раскрыла своей сдержанной красоты ... Мы снова свернули к побережью.
Залив Нотр-Дам. Побережье было привлекательнее. Здесь уже чувствовалось приближение теплых дней. Сотни островов и островков образуют в заливе настоящие шхеры. С моря за ними совершенно не разглядеть побережья и укрывшегося от ветра и недоброго взгляда Туиллингейт. Когда-то он был центром рыбных промыслов не только Ньюфаундленда, но и Лабрадора. Нынче, когда добыча рыбы катастрофически сократилась, жители поселка ищут себе иное занятие. Открыли соизмеримые с возможностями и спросом гостинички, барчики, магазины – все для обслуживания туристов. Иные, опять же в их интересах, занимаются услугами иного характера – на лодках и катерах возят полюбоваться на китов и плывущие мимо залива айсберги. Для людей, впервые видящих все это – зрелище потрясающее. Весеннее движение паковых льдов в среднем начинается с апреля. Но ледники Гренландии движутся постоянно и обкалываются, порождая многочисленные ледяные горы. Один из мощнейших ледников на Западном побережье проползает в год семь километров. Представьте себе, какое количество айсбергов вытолкнет он в Дэвисов пролив через залив Диско? Так что айсберги плывут даже тогда, когда моря Баффина и Лабрадор освободились от зимней ледяной корки.
Рыжебородый капитан прогулочного катера широко улыбался, приглашая на борт. В команде было еще два человека – моторист и матрос верхней палубы, который в море выполнял обязанности гарсона, обеспечивая туристов напитками, кофе, легкими закусками, биноклями ...
Капитан давал такие подробные пояснения, что лучше него вряд ли бы сумел это сделать гид. Наверное, он мог провести свою посудину ночью и с завязанными глазами, с такой легкостью он вращал штурвал, постоянно отвлекаясь, жестикулируя и указывая направления. Не меньше часа пробирались мы в каше из островов и льдин, пока не оказались у чистой воды. Впереди были айсберги, Один особенно выделялся высотой и размерами. С ракурса, когда мы его увидели, он своим абрисом напоминал опущенную в воду грушу. С обеих сторон верхнего яруса льды откололись, а основание на добрых полтора десятка метров над водой было широким и «бочковатым». И справа, и слева, и гораздо мористее, словно кучевые облака у горизонта, белели, как нарисованные умелой рукой мариниста, ледяные глыбы. Океан был тих и спокоен. И от того, наверное, что гудел ветер, не ударяла набегающая волна, в тишине океана особо явственно раздавались уханье и шипение, и было видно то там, то здесь, как отделяются от айсбергов куски льда и с шумом уходят в воду, обрамляя его ватерлинию пеной и брызгами. Иногда невдалеке от айсберга неожиданно возникали льдины. Не было и ... вдруг поплавок выскочил на поверхность, будто огромная рыба выплюнула крючок невидимого удилища. Это откалывались подтаившие льды подводной, самой большой части айсберга. Если смотреть в горизонт, то видно, как айсберги то вырастают из воды до максимума, то притопляются под урез, то вовсе пропадают. Говорят – океан дышит. Вобщем, это похоже на дыхание могучего великана. У моряков оно зовется «мертвой зыбью».
Катер все ближе подходил к «груше», которая, когда мы слегка повернули, уже и не выглядела привлекательным плодом. Казалось, не мы приближаемся к ледяной горе, а она стремительно надвигается на нас. Вот-вот и произойдет непоправимое ... В бинокль стало невозможно смотреть – все обзорное поле закрывала белая пелена. Ближе приближаться нельзя. Капитан заглушил мотор и положил катер в дрейф. Теперь айсберг выглядел еще величественнее, и величие это подавляло, как если мы вошли в Тадж-Махал. А ведь и правда, стоит чуть- чуть додумать, видятся купола и минареты. Но поразительнее всего «цветение льда». Издали все айсберги кажутся белыми или синеватыми. Когда же приближаешься к ним, они завораживают цветением и игрой красок. Гамма невообразимая, чем-то отдаленно напоминающая северное сияние. «Цветение айсбергов» зависит от состояния погоды, цвета воды и неба, от прозрачности воздуха, от угла падения солнечных лучей и угла обзора, от плотности самого льда и еще от чего-то и чего-то.
А еще айсберги «поют». Иногда их «пение» слышно на многие мили. Как «поют» скалы под напором ветров. Во льдах много всяких трещин и изломов. Вот ветер и выжимает звуки «ледяной кочующей арфы». Но охваченный штилем океан дремал. Молчал и айсберг.
Поначалу возбужденные, мы вскоре притихли. Наверное, нам требовалось какое-то время для восстановления эмоционального равновесия. Капитан же поглядывал в свой потертый бинокль куда-то вдаль. Потом отложил его, и громогласно скомандовав: «Осторожно на палубе!» — дал ход. «Возвращаемся?» — хотелось спросить бородача. Но шотландец, замахав рукой, упредил вопрос: «No,..no... Whales!»
Мы встрепенулись. Нарастала волна нового интереса. Айсберг удалялся и будто бы оседал. Высматривали китов долго. Все искали фонтаны. Но они, как бывает в таких случаях, появились неожиданно. Их ведь не закажешь. Не ресторан...
Вначале мы услышали мощный свистящий звук. Он раздался за кормой не далее полу кабельтова. Тут же взлетел фонтан, будто прорвало трубу парового отопления. Струя, взвиваясь вверх, раздваивалась и ниспадала плакучею ивой. На поверхности обозначилась огромная голова, приподнялась на несколько секунд и без особого плеска плавно опустилась. Кит раз за разом фонтанировал и, совершая кивки, казалось, приветствовал нас в своих владениях. Поодаль от него взвился другой гейзер и церемониал повторился. Мы плохо разбирались в китах, и, не поясни капитан, что перед нами гренландский, вполне могли принять его за какой-нибудь иной вид, скажем, синего или финвала. Мак Лейн, так звали нашего капитана, когда-то был китобоем и о китах знал немало. Выходит, старое занятие кормит и сегодня, только охоту заменил натурализм.
Один за другим киты, продышавшись и пустив особенно мощные фонтаны, занырнули. Мак Лейн показал на часы, дескать, минут через десять появятся, и протянул катер кабельтова на два в сторону их погружения. За это время мы узнали, что эти животные из местного западно-гренландского стада. Зимуют они здесь же, южнее Девисова пролива и Гудзонова залива и скоро уйдут севернее, в море Баффина. Их сменят синий кит и финвал. «Гренландцы» – одиночки, и в стадо собираются редко. Это усатые киты, почему такие большеголовые. Во рту у них вместо зубов «китовый ус», до 400 пластин на каждой стороне, через который он и процеживает зоопланктон, рыбой пренебрегает. Этих полярных гигантов сильно поистребили. Очень уж привлекательная была добыча. Плавает медленно, неповоротлив, жирен необычайно, отчего, будучи убитым, не тонет, хоть и весит до 150 тонн. Хорошо ориентируется во льдах и даже пробивает в них «продухи», при толщине покрова до 30 см, чего другие киты делать не могут.
Минут через восемь по курсу снова загудели фонтаны. Капитан постарался подвести катер поближе. Киты действительно демонстрировали ленность. А так хотелось полюбоваться эффектными вертикальными выныриваниями, переворотами, могучими ударами хвоста. Но безжалостный Мак Лейн охладил нашу фантазию, заявив, что таких китов он может найти, но требуется больше времени и что ему доводилось не раз и два видеть многократные прыжки с сальто горбача. Мы же могли об этом только сожалеть.
Гранд-Фолс. В общем-то, совсем блеклый, заштатный городишко, не дотягивающий и до 10 000 жителей. У нас раньше о таких писали: «В городке N» и т.д. Но путеводитель и вывеска на «Трансканадке» настоятельно рекомендуют путешественникам потратить совсем немного времени и заехать в этот самый Гранд-Фолс. Есть тут, ради чего и приглашают туристов, музей Мери-Мари, созданный как память и назидание потомкам. Экспозиция музея посвящена истребленному индейскому племени беотуков, его культуре, быту, жизни. Музей этот – вечный укор вечно живущим потомкам колонизовавших земли канадского севера поселенцев, тех рыбаков, которые устраивали охоту за скальпами беотуков, ибо убивать их можно было безнаказанно. Только в 1769 г. закон запретил геноцид. Постфактум. Беотуки до этого не дожили, но след свой оставили.