ДРОБЬ, КАРТЕЧЬ, ПУЛЯ, ЖЕРЕБЬЯ
Дроби считается
двенадцать нумеров. Сверх того, есть дробь крупнее 1-го нумера
и называется «нуль», или «безымянка»; есть мельче 12-го нумера,
носящая немецкое имя: «дунст». Русские продавцы называют последнюю:
«дунец», производя это слово от глагола дунуть, то есть дробь
так мелка, что дунешь — и разлетится. Забавно, что это совпадает
со смыслом немецкого слова.— Дробь 1-го нумера называется гусиною;
2-го нумера — крупною утиною; 3-го нумера—утиною; 4-го нумера
— мелкою утиною; 5-й и 6-й нумера не имеют особых имен, происходящих
от птицы; 7-й и 8-й нумера называются крупною и мелкою рябчиковою
дробью, а 9-й нумер — бекасиною, или бекасинником. Остальные три
сорта дроби называются по нумерам, 10-й нумер обыкновенно, а 11-й
очень редко употребляются для гаршнепов и самых крошечных куличков;
12-й нумер решительно не употребителен, и я не знаю даже, приготовляют
ли его теперь. Дунста особо не льют, а отсевают из мелких сортов
дроби, если кто закажет; да он совсем и не нужен: им можно бить
птицу только в самом близком расстоянии. Из любопытства я пробовал
стрелять дунстом; если заряд не разорвет птицу, то убивает ее,
как будто палкой, не делая ран. Я застрелил однажды в августе
дунстом молодого, но уже большого косача, сидевшего на низеньком
дубке, шагах в пятнадцати от меня. Косач не пошевельнулся, умер
на сучке и упал как сноп, только пух и перья полетели кругом.
Когда я взял его за ноги и тряхнул, то весь бок, в который ударил
заряд, дочиста облетел, как будто косач был ошпарен кипятком,
и не только посинел, но даже почернел: раны — никакой, крови —
ни капли.
Картечь есть не что иное, как маленькие пулечки или огромные дробины,
несравненно крупнее безымянки; впрочем, величина их бывает различная,
смотря по надобности; самую крупную картечь употребляют для зверей,
как-то: медведей, волков, оленей и проч., а маленькую — для больших
птиц, собравшихся в стаи, для лебедей, гусей, журавлей и дроф.
Картечь может быть так крупна, что заряд в харчистое, то есть
широкоствольное, ружье весь состоит из осьми пулечек; самой же
мелкой картечи идет на заряд того же ружья от двадцати до двадцати
пяти штук. Для того, чтоб картечь долее летела кучей, завертывают
или завязывают ее в тряпку, даже заклеивают в бумажный патрон.
Пули известны всем. Надобно прибавить, что только теми пулями
можно бить верно, которые совершенно приходятся по калибру ружья.
Впрочем, из обыкновенных охотничьих ружей, дробовиков, как их
прежде называли, редко стреляют пулями: для пуль есть штуцера
и винтовки. Эта стрельба мне мало знакома, и потому я об ней говорить
не буду.
Вместо пуль и картечи, большею частию за неименьем их, употребляют
для стрелянья зверей жеребья, то есть нарубленные кусочки свинцового
прута, даже меди и железа. Последние два металла неудобны. Во-первых,
они легки и силою пороха относятся в сторону от цели, отчего могут
быть употреблены с успехом только в близком расстоянии. Во-вторых,
они жестки и царапают стенки ружейного ствола. Свинцовые жеребья
старинные охотники предпочитают иногда пулям и картечи, основываясь
на том, будто они сердитее бьют и будто раны, ими причиняемые,
тяжеле. Может быть, последнее несколько справедливо, потому что
угловатая фигура жеребья шире раздирает тело при своем вторжении
и делает рану если не тяжеле, то болезненнее, но зато пуля и картечь,
по своей круглоте, должны, кажется, идти глубже. Что же касается
до того, что заряд картечи бьет вернее, кучнее в цель, чем заряд
из жеребьев (разумеется, свинцовых), то это не подлежит сомнению.
|