Ну, кто не слышал историй о заячьих уловках и хитростях: то, дескать, на стожок или склонённое дерево заскочил, то на скотном дворе спрятался, а то и вовсе в дупле от охотника схоронился. Немало и самому пришлось распутать заячьих маликов, исходить не одну сотню километров, истоптать не одну пару сапог за этим, казалось бы столь привычным, но от этого не менее желанным для истинного ценителя ходовой охоты трофеем.

И не так просто бывает добыть его, как об этом порой залихватски рассказывают иные охотники.

Кабаны, гонимые опасностью, уходили всё дальше от одного леса к другому, от яра к яру, быстро пересекая открытые участки, нигде не задерживаясь. Мы никак не успевали догнать стадо. Лишь к трём часам пополудни удача просияла и расплылась в улыбке: был взят подсвинок и ранен другой. Кабан, ещё не истощённый зимовкой, находил в себе силы не отставать от собратьев. Надо было во что бы то ни стало его добрать.

Всё повторилось сначала, с той лишь разницей, что теперь нашим вниманием завладел след. Кровь была не столь обильной, чтобы ожидать скорой лёжки кабана.

Чёрный был не местный. Ещё в молодости со стадом он пришёл на Сумщину из глухих болот Белоруссии, да так и остался здесь. Трудно сказать, что заставило стадо Чёрного пуститься в такое длительное путешествие. Скорее всего в поисках пищи оказались кабаны в этой местности.

В здешнем стаде он долгое время держался в сторонке, робел, привыкал. Секачи, что постарше и покрупнее, не раз задавали ему трёпку, когда он, забыв об осторожности, приближался к ним во время кормёжки. Но Чёрный рос и набирался сил.

- Вы говорите, не спят? – подбоченясь произнёс не по годам жизнерадостный и подвижный дед Порфирьич. – Ещё как!

Жарко пылала печь, потрескивали сухие дрова. В охотничьем домике было тепло и уютно. Намаявшиеся за день охотники, сытно поужинав и напившись горячего чаю, разомлели. За окнами сумерки уже давно уступили место непроглядной тьме.

Порфирьич продолжал:

- В ту пору я в этих местах лесником работал. Ни одна охота без меня не проходила, каждый кустик и деревце знаю. Всякого люда повидал.

Охотились, значит, мы на кабана.

...Дивная стоит нынче зима: хорошая пороша, солнечные деньки, морозец не крутой, не мешает ходить завируха. Раздолье охотнику. И то сказать, опостылели нашему брату оттепели, туманы и дожди средь зимы – радуется каждому погожему дню. Вот только зверь будким стал, на слуху лежит, настёганный – трудно такого взять без доброй собаки.

Но, случается, если собака не подвела, то охотник сплоховал. А и без добычи, когда славный денёк, возвращаться не горестно. Дышится легко, думается ясно. Сам ты какой-то не такой. Добрее, что, становишься?

Номер…Для непосвящённого это просто цифра, обозначающая, допустим, дом, квартиру, транспортный маршрут, телефон, да мало ли ещё что.

- Выбирай, па-алковник…Тут всякие. На вкус, вес и рост, - широким жестом руки пригласил Силыч гостя поближе к столу.

Осень замолаживала. Погоды стояли дивные, хотя на северах уже чувствовалось дыхание зимы. Подтягивалась утка, подкочевывал на кормовые места гусь. В пойме Сулы упала вода, и образовались в плавнях по ее руслу, как в Карельских тундрах, пропасть маленьких озерец. На них к ночлегу с полей валом валила перелетная птица. Лет начинался в сумерках и длился не более тридцати- сорока минут, заканчиваясь в полной темноте. Но что это был за лет!? Огромные стаи взматеревших красавцев – крякашей падали на болотца мелководий с разных сторон. Плавни в секунду превращались в бедлам.

В конце сентября ко мне нежданно – негаданно явился Санька Козачек. Поздравив с днем рождения (и от кого только узнал), он пригласил меня поехать на Сулу. Я согласился с условием, что браконьерничать он не станет. На том и порешили. В канун выезда к нам присоединился давний Санькин дружок Виктор, как оказалось, проще меня смотревший на его выкрутасы.

Стояла долгая и сухая осень. Собственно, она только обозначилась. Инерция лета чувствовалась во всем. Лист еще не тронула охра и желтизна. Кругом зеленела отава, на поздних медоносах вовсю трудились шмели и пчелы.

В один из августовских дней мы ехали с Павловичем на Сулу. Обещая показать мне «царство непуганой птицы», он всю дорогу не умолкал. Ему было что рассказать, много повидал в жизни. Его, казалось, нескончаемый монолог прервали гуси. Стая неожиданно появилась из-за придорожных осокорей и повисла над шоссе. Вереница летела по-над трассой впереди машины и совсем не высоко. Павлович от неожиданности чуть не нырнул в кювет и, чертыхнувшись, сбавил газ. Я прилип к лобовому стеклу и жадно рассматривал птиц, словно видел впервые.

- Это местные. Серые.